Занимавшийся вопросами религий на территории Союза Советских Социалистических Республик в период с по 1991 годы .

Совет по делам религий был создан в декабре 1965 года, по окончании хрущёвской антирелигиозной кампании в результате слияния двух органов, подведомственных Совету министров СССР - Совета по делам Русской православной церкви (образован 14 сентября 1943 года) и Совета по делам религиозных культов (образован 19 мая 1944 года). Основной целью нового учреждения стало «последовательное осуществление политики Советского государства в отношении религий , контроля за соблюдением законодательства о религиозных культах» .

Совет принимал решения о регистрации и снятии с регистрации религиозных объединений, об открытии и закрытии молитвенных зданий и домов, осуществлял связь между правительством СССР и религиозными организациями. На местах имел подчинённых ему уполномоченных лиц. Все служители культа в СССР для осуществления своей профессиональной деятельности должны были иметь регистрацию Совета. Несмотря на формально декларируемое невмешательство государственных органов в дела религиозных организаций, Совет пытался контролировать их органы управления, в частности Святейший синод Русской православной церкви. Заместитель председателя Совета В. Фурсов, отчитываясь перед ЦК КПСС за период 1974 - начало 1975 годов, утверждал: «Синод находится под контролем Совета. Вопрос подбора и расстановки его… членов был и остается всецело в руках Совета… Ответственные сотрудники Совета проводят систематическую воспитательно-разъяснительную работу с членами Синода, устанавливают с ними доверительные контакты» .

В связи со вступлением в силу закона СССР «О свободе совести и религиозных организациях в СССР» от 1 октября 1990 года институт Уполномоченных Совета по делам религий был упразднен . Постановлением Государственного Совета СССР от 14 ноября 1991 года, Совет по делам религий был упразднён. В некоторых регионах в процессе упразднения Совета были созданы структуры, выполнявшие его функции. Например, распоряжением Совета министров Башкирской ССР от 16 ноября 1990 года аппарат Уполномоченного Совета по делам религий был преобразован в Совет по делам религий при Совете министров Башкирской ССР, причем действовавший на тот момент Уполномоченный А. Н. Муратшин стал его председателем

В беседе с корреспондентом «НГР» бывшие сотрудники Совета по делам религий вспоминают, как они пришли на работу в эту организацию, делятся наиболее яркими впечатлениями о том периоде и рассуждают, нужна ли аналогичная структура в современной России.

Татьяна Андреева , начальник Юридического отдела Совета по делам религий при СМ СССР. В настоящее время заместитель председателя Высшего Арбитражного суда РФ.

На работу в Совет по делам религий я пришла, можно сказать, случайно. После окончания аспирантуры юридического факультета МГУ имени Ломоносова и защиты в 1981 году кандидатской диссертации я работала преподавателем в Мордовском госуниверситете, а с 1983 по 1985 год – доцентом на юрфаке МГУ по срочному договору. Когда срок договора истек, в процессе поиска новой работы я по рекомендации одного из преподавателей факультета обратилась в СПДР. Меня приняли на работу старшим юрисконсультом в Юридический отдел, а уже через год я возглавила отдел.

Это был один из самых значимых и интересных периодов в моей профессиональной деятельности. Работая в Юридическом отделе Совета, приходилось решать и обычные правовые вопросы, свойственные любой юридической службе любого ведомства, и специфические вопросы, связанные с реализацией полномочий Совета по контролю за обеспечением свободы совести.

Так, в моей практике был случай, когда усилиями Юридического отдела было восстановлено воинское звание священнослужителю, которого он был лишен в связи с поступлением в духовную семинарию. Нашим отделом были подготовлены и внесены на рассмотрение коллегии Совета материалы, касавшиеся отмены целого ряда решений СПДР, ограничивающих свободу совести. Они касались ограничений на обучение религии, совершение религиозных обрядов, колокольный звон и т.д.

Однако наиболее важным для себя событием в период работы в СПДР я считаю разработку проекта закона СССР о свободе совести и религиозных организациях. Процесс его разработки и обсуждения, в том числе с участием СМИ, представителей конфессий и юристов, позволил не только предусмотреть такие значимые положения, как равное отношение ко всем религиозным организациям, наделение их правами юридического лица, имущественными правами, в том числе правом собственности, альтернативную воинскую службу и т.п., но и изменить отношение к нашей стране на международном уровне, поскольку разработка и принятие данного закона отвечали всем демократическим принципам.

Полагаю, что и в настоящее время есть необходимость в существовании государственного органа по делам религий. Функции, которые в свое время выполнял Совет по делам религий, «рассредоточены» сейчас по различным ведомствам, что вызывает необходимость в координации их деятельности, исключении дублирования и т.п. В круг полномочий такого органа могли бы входить: проведение государственной политики в сфере взаимодействия государства и религиозных организаций, осуществление контроля за обеспечением свободы совести, регистрация религиозных организаций, международное сотрудничество.

Владимир Пудов , инспектор и специалист Отдела по делам протестантских Церквей, иудейской религии и сект Совета по делам религий при СМ СССР. В настоящее время президент Генерального синода Евангелическо-Лютеранской Церкви России Аугсбургского исповедания.

В Совет по делам религий я попал по распределению. На философский факультет МГУ, который я окончил в 1987 году, пришла заявка от СПДР – им требовался специалист с гуманитарной подготовкой, разбиравшийся в религиозной проблематике. Эту работу предложили мне.

О работе у меня остались самые теплые воспоминания. К 1987 году ситуация в стране в целом изменилась, стало больше свободы и толерантности – при том, что административный аппарат и идеология оставались теми же. Нам давали задания и требовали просто-напросто собирать и предоставлять объективную информацию. Чувствовалась отдача от своей работы.

Вспоминается, как мы занимались регистрацией Общества сознания Кришны. Мы проводили научные исследования в буквальном смысле слова. Мы консультировались с сотрудниками Института США и Канады и Института востоковедения, обращались в Институт психиатрии. Вместе со специалистами из Института питания мы проверяли пищу кришнаитов, нам давали заключение о возможном влиянии такой диеты на здоровье человека. Про кришнаитов говорили, что они оторваны от общества, ни с кем не контактируют, – и нам приходилось проверять, так это или нет. Мы ходили к кришнаитам на работу, расспрашивали их коллег, родственников и т.д. В итоге Общество сознания Кришны зарегистрировали, потому как мы не нашли для этого никаких препятствий.

В свое время без такого органа, как Совет по делам религий, религиозным организациям было не обойтись. Вот пример: баптистам нужно строить молельный дом, но без содействия Совета они не достали бы стройматериалов. Какой еще орган мог бы добиться разрешения на издание или ввоз религиозной литературы?! Сейчас место религии в обществе изменилось и орган с функциями СПДР уже не нужен. Однако это не значит, что подобный орган не нужен вовсе, ведь у многих, прежде всего небольших религиозных организаций и Церквей, по-прежнему возникают проблемы с помещениями, землеотводом и т.п. При администрации президента, при правительстве и парламенте существуют специальные отделы, которые занимаются религиозными вопросами. Однако они разобщены, и религиозным организациям подчас трудно понять, куда обращаться. Кроме того, новый государственный орган по делам религий мог бы осуществлять религиоведческую экспертизу.

Анатолий Лещинский , сотрудник Отдела Православных Церквей Совета по делам религий при СМ СССР. В настоящее время доцент Московского государственного социального университета.

Я приступил к работе в Совете по делам религий в 1982 году, до этого около пятнадцати лет проработав в Загорском государственном историко-художественном музее-заповеднике на территории Троице-Сергиевой лавры. Мне довелось познакомиться с главой Отдела Православных Церквей СПДР Генрихом Александровичем Михайловым. В то время я готовил кандидатскую диссертацию, посвященную взаимоотношениям религии и культуры. В музее приходилось больше времени уделять экспонатам а меня потянуло в философию, начали занимать вопросы государственно-церковных отношений. Тогда у меня и состоялся разговор с Михайловым о моем переходе. Я сомневался, смогут ли меня устроить на работу в Совет, ведь туда зачастую приходили по партийной линии. Однако Михайлов заверил меня, что ситуация изменилась и им в СПДР «нужны специалисты».

Вскоре в СССР началась перестройка, изменения коснулись и деятельности Совета по делам религий. Пресс, который долгое время давил на религиозные объединения, стал слабеть. Вехой на этом пути изменений можно считать 1988 год, празднование 1000-летия Крещения Руси. В это время в рамках отдела я курировал Восточную Украину. Я помню, как в совет пришло письмо из Чернигова, которое подписали тысячи верующих и местный архиерей. Они добивались передачи им мощей святого Феодосия, которые находились в Черниговском государственном музее. Я отправился в командировку, в ходе которой занимался, в частности, этим вопросом, готовил справку, и в итоге мощи вернули Церкви.

Еще до празднования тысячелетия Крещения Руси мне довелось готовить встречу премьер-министра Великобритании Маргарет Тэтчер в Троице-Сергиевой лавре. Она встречалась с наместником монастыря, с ректором Московской духовной академии.

Я считаю, что орган, аналогичный СПДР, сегодня необходим. Такие органы существуют во многих странах. Прежде всего он выполнял бы информационно-аналитические функции, занимался бы статистикой и мониторингом государственно-конфессиональных отношений. Он занимался бы взаимодействием с религиозными организациями на благо общества, и работали бы там профессионалы, не только теоретики, но и практики. Парадоксально, что такие структуры есть в регионах, а в Центре – нет. Впрочем, Церковь против возникновения такого органа, Алексий II неоднократно об этом говорил, а государственные деятели прислушиваются к нему.

Абдул Нуруллаев , заведующий Отделом ислама и буддизма Совета по делам религий при СМ СССР. В настоящее время – профессор Российского университета дружбы народов.

Работать в Совете по делам религии я начал 1 декабря 1967 года, до этого я находился на партийной работе в Туркменистане. Я не хотел жить в Москве, меня уговаривали, говорили, что «в столицу приглашают не для того, чтобы выслушивать отказы». Совет в то время состоял из семи человек, и одним из них был я. Занимался я не только мусульманами и буддистами в СССР, но и международными вопросами, например контактами с Движением буддистов Азии за мир.

За без малого 20 лет моей работы в Совете ни одно зарегистрированное, действовавшее в рамках закона объединение мусульман не было закрыто – хотя в партийных органах были такие поползновения. Мне не раз доводилось выступать с докладами на заседаниях партактивов. Я, например, рассказывал о ситуации в Ташаузской области в Туркмении, где партийная ячейка поставила задачу «сократить религиозность вдвое». Они решили закрыть одну из двух имевшихся мечетей и рапортовать в Москву о выполнении плана. И я обращал внимание партии на подобные злоупотребления.

Нам удалось открыть Высший исламский институт в Ташкенте. Прежде в стране было лишь одно мусульманское духовное учебное заведение – в Бухаре. Нам приходилось изощряться и, обращаясь в руководящие органы СССР, мотивировать свои просьбы об открытии института необходимостью активизировать международную деятельность и т.д. Мы хорошо понимали, что среди религиозных деятелей нам нужны кадры, воспитанные в духе патриотизма. К сожалению, не удавалось открыть аналогичное учебное заведение для буддистов на территории СССР. Однако при содействии Совета по делам религий такое заведение было открыто в Улан-Баторе, в Монголии.

Руководящие органы СССР поддерживали движения религиозных деятелей за мир и дружбу между народами, и Совет по делам религий помог провести целый ряд международных конференций мусульман по вопросам мира, неприменения ядерного оружия и т.д. Эти конференции проходили в Баку, Ташкенте, Душанбе. Нам хотелось, чтобы общественность знакомили с результатами этих конференций, но этого было нелегко добиться. Хотя участники конференций ездили по стране, встречались с религиозными деятелями и простыми верующими, посещали мечети, и это в известной степени способствовало сохранению исламских религиозных организаций в Советском Союзе.

Сегодня аналогичный орган, безусловно, нужен. Ведь сейчас этими организациями никто специально не занимается. Как итог подчас просто нарушается Конституция. Например, Основной закон не позволяет в обязательном порядке обучать детей в государственных школах религии, тем более, на одной конфессиональной основе, но фактически это происходит. Практически все религиозные деятели (за исключением, быть может, одного человека и его окружения) выступают за создание такого органа. Довод очень простой: при СССР им было куда обратиться с жалобой на нарушения их прав, а сейчас – некуда.

Михаил Одинцов , сотрудник Отдела Православных Церквей Совета по делам религий при СМ СССР. В настоящее время начальник Отдела по защите свободы совести в аппарате уполномоченного по правам человека в РФ.

Судьба связала меня с Советом в конце 1978 года. В тот момент я работал консультантом в Доме научного атеизма в Москве. Я организовывал в доме семинары, встречи, дискуссии, обсуждения по самым различным вопросам, касавшимся истории и современного положения религии и законодательства о религиозных культах в СССР. Именно там я впервые познакомился с учеными из Института научного атеизма Академии общественных наук при ЦК КПСС и сотрудниками Совета, которые приглашались в качестве лекторов и ведущих семинаров. Поскольку мне всегда была близка тема политики государства в отношении религиозных организаций, эти встречи стали в определенной мере катализатором моего решения перейти на работу в Совет.

В Отделе по делам Православных Церквей, куда я попал, помимо меня работали еще пятеро специалистов. Двое из них «отвечали» за Украину, трое – за РСФСР, а один, то есть я, должен был курировать остальные союзные республики в части положения в них православия. В отделе существовала устойчивая практика, когда каждый из сотрудников должен был в течение года 3–4 раза выезжать в плановые командировки, как правило, в наиболее горячие регионы страны. Моя первая командировка состоялась весной 1979 года, мы вместе со «старшим товарищем» отправились в Горьковскую область, откуда в отдел поступало значительное количество жалоб со стороны верующих. В памяти отложились встречи с местными чиновниками и партработниками. Они просто не понимали нас, ибо в своем отношении к религии и Церквам руководствовались идеологическими установками вроде «борьбы с религией».

Я проработал в Совете долгие 10 лет, последовательно занимая должности – инспектора по культам, старшего инспектора по культам, помощника председателя Совета, и покинул его в конце 1988 года. Иногда мы, сотрудники Совета, собираемся, вспоминаем прошлое и обсуждаем настоящее. Пожалуй, всех нас объединяет чувство, что нам судьбой была подарена возможность быть гражданами своего Отечества, то есть не хныкать, не искать оправданий своему бездействию, а действовать в высших интересах, то есть в интересах граждан. И когда сегодня в СМИ встречаешь упоминания населенных пунктов, где когда-то «воевал», а теперь идет нормальная церковная жизнь, то понимаешь, что в этой «нормальности» есть и твоя заслуга.

Для светского государства, каким является сегодня Россия, не просто желательно, а остро необходимо формирование общероссийского органа «по делам религий». Он занимался бы сбором и обобщением информации о религиозной жизни в стране, ситуативным анализом, мониторингом соблюдения законодательства о свободе совести, просветительской работой.

Станислав Минин

В декабре 1965 г. был создан новый государственный орган, которому предстояло сыграть важную роль в осуществлении вероисповедной политики в последнее десятилетие существования СССР. Образование Совета по делам религий (далее Совет. - И. М.) при Совете министров СССР, возникшего путем объединения Советов по делам Русской православной церкви и по делам религиозных культов, не вызвало широкого общественного интереса внутри страны, но получило резонанс в зарубежной прессе, расценившей этот акт как отражение стремления КПСС установить полный контроль над всеми сферами человеческой деятельности. Совет подчинялся Совмину СССР, но выполнял указания идеологического отдела ЦК КПСС и контактировал с управлением по борьбе с идеологическими диверсиями КГБ СССР.

В исторической науке существуют неоднозначные оценки роли Совета в вероисповедной политике советского государства. Используя историческую аналогию, М. И. Одинцов увидел в его деятельности возрождение системы дореволюционного оберпрокурорства, так как ни один вопрос деятельности религиозных организаций не мог быть решен без участия Совета.

По мнению Г. Штриккера, Совет осуществлял функции контроля над религиозными обществами, а канадский историк Д. В. Поспеловский утверждал, что он стал учреждением, которое преследовало верующих и подавляло их борьбу за свои права. Уточнить историческую оль Совета оказалось возможным на основе анализа архивных документов, до недавнего времени недоступных широкому кругу исследователей. Они содержат информацию о состоянии религиозной сети, кадрах служителей культа и их подготовке в духовных учебных заведениях, религиозной обрядности, организационном и финансово-хозяйственном состоянии Церкви, сохранности культовых ценностей, положении верующих в СССР и т.д. В архивных фондах превалирует информация о взаимоотношениях Совета и Русской православной церкви (РПЦ), которая оставалась доминирующей конфессией страны.

Структура Совета окончательно сформировалась к середине 1980-х гг. Центральный аппарат включал: руководство, организационно-инспекторский отдел, отделы по делам православных церквей, мусульманской и буддистской религий, протестантских церквей, иудейской религии и сект, римско-католической и армянской церквей, а также отдел международных связей, отдел по связям с мусульманскими странами (он был упразднен в 1988 г.), отдел международной информации, отдел статистики и анализа, юридический отдел, первый отдел, общий отдел. Кроме центрального аппарата, Совет имел уполномоченных в союзных и автономных республиках, краях и областях. Полномочия Совета предполагали право принимать решения о регистрации и снятии с регистрации религиозных объединений, об открытии и закрытии молитвенных зданий и домов, а также право осуществлять контроль за соблюдением законодательства о культах. Совет проверял деятельность не только религиозных организаций, служителей культов, но и государственных органов, и должностных лиц в части соблюдения ими соответствующего законодательства.

Регистрацию религиозных объединений советское государство рассматривало как при-знание прав верующих и гарантию удовлетворения их религиозных потребностей. С точки зрения органов власти, факт регистрации означал, что религиозное объединение, действуя в рамках закона, одновременно становится под его защиту. Однако порядок регистрации стал средством контроля государства за религиозной жизнью страны. Процедуру регистрации или снятия с регистрации религиозных объединений завершали решения Совета на основе заключений местных органов власти, которые составлялись по заявлениям верующих. Потом Совет информировал религиозные общества или группы верующих о принятых решениях. При этом порядок регистрации и снятия с нее религиозных объединений отражал изменение курса советского государства по отношению к религии и Церкви. Так, в период "хрущевской оттепели", когда Совета еще не существовало, снятие с регистрации приобрело характер массовой кампании по закрытию храмов. В течение 1960 - 1964 гг. было снято с регистрации более 40% действующей сети религиозных обществ РПЦ, т.е. ежегодно прекращали существованиев среднем по 1 270 приходов. В последующие годы число снимаемых с регистрации религиозных обществ сократилось: в 1965 - 1985 гг. таких случаев ежегодно было около 40, причем за десятилетие 1975 по 1985 гг. этот показатель упал до 22 . Характерно, что, как правило, религиозные организации снимались с регистрации как прекратившие свою деятельность.

Закрытие церквей в 1970 - 80-е гг. уже не было массовым, но зато получили широкое распространение отказы в регистрации. Типичным явлением стали протоколы Совета подобного содержания: "Протокол СДР N 2 от 19.02.1970. Рассмотрение представлений о регистрации и снятии с регистрации религиозных объединений. Слушали: Представление исполкома Одесской обл. Совета депутатов трудящихся от 28.05.1970 об отказе в просьбе верующих возобновить деятельность снятого в 1962 г. с регистрации религиозного общества Православной церкви в с. Гедерим Котовского района и возвращения им здания бывшей церкви, переоборудованного в 1930 г. под сельский клуб. Постановили: принять предложение Одесского облисполкома об отказе в ходатайстве о возобновлении деятельности православного религиозного общества в с. Гедерим Котовского района, снятого с регистрации в 1962 г., учитывая, что верующие могут удовлетворять свои религиозные потребности в церкви г. Котовска, находящейся в 6 км от с. Гедерим" . Количество религиозных объединений продолжало постепенно сокращаться до 1976 г.: если в 1966 г. их насчитывалось 11908, в том числе православных - 7481, то в 1976 г. - соответственно 11615 и 6983 . Председатель Совета В. А. Куроедов неоднократно информировал ЦК КПСС о фактах грубого нарушения законодательства о культах в различных областях РСФСР, допускаемых местными органами власти. Так, в 1965 г. он сообщал, например, что во многих селах Ростовской обл. были незаконно закрыты и даже разгромлены церкви, а предметы религиозного культа (иконостасы, хоругви, ризы, иконы, кресты, Библии, Евангелия, богослужебные книги и др.) вывезены в степь и сожжены. Верующие писали в Совет:

"За что такое отношение к нам? Помогите восстановить справедливость. Беззакония мы никакого не хотим и не делаем. Мы не фашисты, не враги народа, мы верующие люди, молимся за благополучие наших детей, нашу любимую Родину, правительство и за мир на земле. Мы старые, нам мало осталось жить. Откройте наш храм!"

Регистрация религиозных объединений возобновилась в конце 1960-х гг. (сначала протестантских, во второй половине 1970-х гг. - старообрядческих, католических, лютеранских и мусульманских, а в 1972 г., после 20-летнего перерыва - православных) . Но закрытие молитвенных зданий продолжалось. Лишь в середине 1970-х гг. ситуация изменилась, появилась тенденция к росту числа регистрируемых обществ. Интерес государства к религиозной сфере жизни общества подтверждает текст Конституции СССР 1977 г. В ст. 52 признавалась значимость принципа свободы совести для социалистического общества. Существование и деятельность религиозных объединений начинают рассматриваться как необходимое условие обеспечения свободы вероисповедания, а оно, в свою очередь, - как одна из составляющих комплекса "прав человека" .

С 1974 г. до середины 1980-х гг. Совет осуществлял акцию по упорядочению религиозной сети с целью поставить в рамки закона функционирование всех религиозных организаций и добиться прекращения деятельности тех из них, которые не признают законодательства о культах. В начале 1980-х гг. для руководства Совета стало очевидным, что результаты акции оказались противоречивыми, причем отчасти даже противоположными первоначальным замыслам. В результате сокращения количества зарегистрирован-ных религиозных обществ (особенно в сельской местности) упрочились позиции городских приходов и увеличилось число их прихожан, что вызвало значительный рост денежных поступлений, так как население "бесцерковной" местности стало удовлетворять свои религиозные потребности в городах. Возникло новое явление - урбанизация религиозной жизни.

С одной стороны, укрупнение религиозных обществ в результате сокращения религиозной сети усилило их в материальном отношении. С другой - возможности верующих отправлять религиозные потребности были сокращены. Поэтому следствием отказов и снятия с реги- страции религиозных обществ стали факты перекрещивания православных верующих, особенно в тех случаях, когда отсутствовали условия для удовлетворения их религиозных запросов. Работники аппарата уполномоченногоСовета по Белорусской ССР совместно с учеными установили, что среди вновь обращенных в сектантских общинах 31.6% составляли вчерашние православные верующие. Количество сектантских формирований стало преобладать над общим числом православных церквей на Северном Кавказе, в Средней Азии и Казахстане, в Сибири и на Дальнем Востоке. В Алтайском крае, например, до 1960-х гг. действовало около 200 объединений РПЦ, а к середине 1980-х гг. их осталось 6 . При этом там, где православные верующие не имели возможности удовлетворять свои религиозные потребности в действующих церквах, они становились объектом сектантского миссионерства. Кроме того, увеличилось число незарегистрированных обществ, которые не прекращали своей деятельности.

В 1981 г. (по состоянию на 1 января) в стране действовали 116 РПЦ незарегистрированных обществ, в том числе в РСФСР - 32, в УССР - 76, в Казахской ССР - 5 . Во многих регионах страны по причине отказа местных властей в регистрации религиозных объединений складывалась сложная обстановка. Например, в с. Дивеево Горьковской обл. не было ни одной зарегистрированной православной церкви, но действовало до 10 незарегистрированных православных религиозных объединений. Для удовлетворения своих религиозных потребностей верующие вынуждены были обращаться в церкви, находящиеся в 60 - 65 км от с. Дивеево. В районе отмечалось постоянное возрастание религиозной обрядности. В селе насчитывалось до 200 верующих, но должностные лица местных органов власти не принимали мер по упорядочению сети религиозных объединений. Пытаясь выяснить причины данного явления, руководство Совета обнаружило немало фактов провоцирования местными органами власти распада зарегистрированных религиозных обществ путем создания искусственных препятствий для их деятельности. Были выявлены и попытки самовольного закрытия церквей.

В секретной информации Совета для ЦК КПСС выдвигалось предположение, что местные органы власти в ряде краев и областей отказывают в регистрации фактически действовавшим православным религиозным обществам из-за нежелания испортить "благополучную" статистику, а также из-за опасения увеличения числа ходатайств верующих, количественного роста регистрируемых объединений и оживления их деятельности. В 1983 г. В. А. Куроедов сообщал в ЦК КПСС: "Многие должностные лица предпочитают не замечать существования нелегальных религиозных объединений. Порой мирятся с их незаконной деятельностью. Не считаясь с реальной обстановкой, категорически отклоняют просьбы верующих о регистрации их объединений, считая ее уступкой религии, "минусом" в идеологической работе. Особо нетерпимое положение сложилось в мусульманском культе. Необоснованные отказы в регистрации религиозных объединений имеют место по отношению к православным и католическим обществам. Нередко в регистрации отказывают наиболее лояльным, патриотически настроенным верующим, что создает напряженность, не способствует делу гражданского воспитания верующих" .

Закономерным результатом сокращения религиозной сети стало исчезновение многочисленных памятников истории и культуры. Как и в 1920 - 1930-е гг., вновь возникла угроза сохранности православной культовой архитектуры и иконописи, так как начались масштабные мероприятия по освоению и сносу пустующих культовых зданий, которые рассматривались Советом по делам религий как "важная политическая работа". Официально данная акция объяснялась процессом отхода советских людей от религии и прекращением деятельности религиозных обществ, не получивших поддержки населения. В этой связи началось "освоение" культовых зданий, т.е. использование их в социально-культурных и народнохозяйственных целях. Ветхие здания считалось целесообразным снести или разобрать. Но деятельность "по наведению порядка" с культовыми зданиями, с точки зрения руководства Совета, имела также и идеологическую направленность. Пренебрежительное отношение органов власти к судьбе церквей, утративших свое первоначальное назначение, влияло на чувства и настроения верующих. Они самовольно занимали пустующие церкви, ремонтировали их, обращались с ходатайствами о регистрации объединений и с заявлениями о передаче пустующих помещений верующим для их восстановления и возобновления культовой деятельности (Украинская, МолдавскаяССР, Ставропольский край, Вологодская, Воронежская обл. и др.).

Кроме того, наличие в стране большого количества церковных зданий, переставших выполнять религиозные функции, привлекало внимание зарубежных оппонентов. По мере развития международного туризма возрастал интерес зарубежных гостей к историческому прошлому России. Тысячи заброшенных культовых зданий "работали" против советской власти, "использовались враждебными силами в идеологической борьбе с социализмом". Опыт "освоения" недействующих культовых зданий показал, что использование их в хозяйственных целях означало превращение церкви в склад, гараж сельскохозяйственной техники, конюшню, магазин, мастерскую и т.д. Практически повсеместно такие культовые здания находились в неприглядном виде, не ремонтировались и превращались в руины. Если культовое здание предназначалось для социально-культурных целей, то оно становилось музеем, концертным залом, домом культуры, клубом или библиотекой.

Совет констатировал, что в работе по использованию бывших культовых зданий нередко допускались "формализм, поспешность, не учитывались религиозная обстановка и реальные запросы верующего населения". Решение религиозных вопросов административным путем, в частности освоение культовых зданий, их снос без соответствующей подготовительной работы в ряде населенных пунктов Львовской, Тернопольской, Закарпатской обл. Украины и в Молдавской ССР приводило к противодействию со стороны верующих. Так, здание церкви в с. Кочерово Радомышльского района Житомирской обл. было разобрано в канун рождественских праздников, что вызвало возмущение не только верующих, но и многих жителей села.

Подобные факты осуждались Советом как "непродуманные действия", "кампанейщина", "бесхозяйственность со стороны отдельных должностных лиц" . Во многих закрытых церквах оставались иконы и церковная утварь, которые стали предметом интереса преступников. С середины 1970-х гг. были зафиксированы многочисленные кражи культового имущества, в первую очередь икон. Грабители активно действовали в Московской, Архангельской, Псковской, Ярославской, Курганской, Костромской,Калужской, Калининской, Тульской, Горьковской областях, а также в Молдавии, Белоруссии, Прибалтике.

Организация учета и сохранности культового имущества происходила более медленными темпами по сравнению с мероприятиями по сокращению сети церквей и освоению пустующих культовых зданий. В августе 1977 г. уполномоченные Совета получили специальное письмо, в котором им предлагалось в контакте с местными органами власти принять меры к наведению порядка в деле охраны и учета культового имущества и сообщать о каждом факте кражи культового имущества в Совет. В мае 1980 г. он утвердил инструкцию "О порядке учета и хранения культурных ценностей, находящихся в пользовании религиозных объединений" . Инструкция была составлена в целях усиления охраны произведений искусства и предметов старины, представляющих художественную, историческую или иную культурную ценность, находящихся в пользовании религиозных объединений. Работу по выявлению, постановке на учет предметов определенной исторической и художественной ценности осуществляли Министерство культуры СССР, министерства культуры союзных и автономных республик и их местные органы с при-влечением сотрудников художественных, историко-краеведческих музеев, а также специально созданных групп специалистов-экспертов. Контроль за соблюдением данной инструкции религиозными организациями, а также советскими органами и ведомствами должны были осуществлять уполномоченные Совета. Хотя мероприятия по учету культовых ценностей и не были завершены, данная акция позволила сохранить зна- чительную часть культурного наследия страны.

Контрольно-надзорные полномочия Совета позволяли проверять деятельность религиозных объединений. Особое внимание обращалось на учет и контроль финансово-хозяйственного состояния РПЦ - самой крупной конфессии страны. В документах Совета фиксировался ежегодный рост денежных поступлений РПЦ: к 1985 г. они составили 211.1 млн. руб. (в 1966 г. - 85.036 млн. руб.). Происходил рост реализации предметов культа, доходов от исполнения религиозных обрядов и добровольных пожертвований. Увеличивались денежные поступления в расчете на одну церковь(в 1964 г. этот показатель составлял 10.6 тыс. руб., в 1974 г. - 20.7, а в 1985 г. - 29.1 тыс. руб.) . В этой ситуации Совет в русле государственной политики по отношению к религии осуществлял систему мер по ограничению финансовой деятельности церкви. Эта акция в документах Совета именовалась "снятием жировых отложений" Церкви, причем подчеркивалось, что это "деликатное дело" должно проводиться в рамках закона.

Главной задачей ограничительных мероприятий стало сдерживание роста расходов церкви на содержание служителей культа, обслуживающего персонала, хористов, ремонт и содержание молитвенных зданий, отчисления религиозным центрам. Совет проводил линию на использование финансовых ресурсов Церкви в государственных интересах. Государство ежегодно получало от РПЦ до 70% валового дохода от продажи свечей, подоходный налог с денежных окладов всех категорий церковнослужителей и обслуживающего персонала (в масштабе страны - более 20 млн. руб.), земельную ренту, налог со строений, страховые платежи, отчисления в фонды мира и охраны памятников истории и культуры. Уполномоченным давались неоднократные указания об организации добровольных отчислений религиозных объединений в Фонд мира. В результате они заметно возросли. В 1984 г. в Фонд мира и Фонд охраны памятников истории и культуры РПЦ отчислила около 16% своих доходов (в конце 1960-х гг. - около 10%). В некоторых областях и автономных республиках РСФСР данные отчисления РПЦ составляли более 20% валового дохода церквей.

Осуществляя постоянный контроль за финансовой деятельностью Церкви, Совет тем не менее в апреле 1980 г. ходатайствовал перед Советом министров СССР о понижении размеров налогообложения служителей религиозных культов и членов исполнительных органов религиозных обществ. Служители религиозных культов, являясь по существу наемными лицами религиозных обществ, получали твердые оклады, налог с которых взимался в повышенном размере - от 25 до 80% их заработков. Квартирная плата и коммунальные услуги взимались с них в четырехкратном размере от обычных норм. Но основная масса духовенства получала сравнительно небольшие оклады, в среднем в пределах до 200 руб. в месяц (налог с этой суммы составлял 70 руб.) . Советобращал внимание высших государственных органов на положение служителей культа, которое вызывало недовольство в их среде, а за рубежом истолковывалось как дискриминация духовенства в СССР. В июне 1980 г. Президиум Совмина СССР принял предложения Совета об изменении порядка взимания подоходного налога и квартплаты с духовенства, несмотря на ежегодные потери государственного бюджета до 3 млн руб.

Особым направлением деятельности Совета была "политико-воспитательная работа" с духовенством и изучение его настроений. Задачу "поставить Церковь и духовенство на патриотические позиции" Совет воспринял от своего предшественника - Совета по делам РПЦ. Предполагалось, что в результате работы уполномоченных Совета духовенство будет уделять больше внимания вопросам защиты мира и поддерживать внешнюю политику советского правительства. Еще в 1955 г. в инструктивном письме уполномоченным Совета по делам РПЦ подчеркивалось, что работа с духовенством - это не кампания, а повседневная и систематическая деятельность, которая "требует от уполномоченного большого умения, такта и осторожного подхода". Обязательным условием работы с духовенством для всех уполномоченных является "недопущение администрирования, вмешательства во внутренние дела Церкви (догматические, канонические, административно-организационные), непродуманных и ненужных рекомендаций, навязывания отдельных мероприятий". Совет не только не давал таких установок, но всегда требовал от уполномоченных не вмешиваться во внутренние дела Церкви. Но не каждый уполномоченный следовал этим рекомендациям. Руководство Совета предпринимало значительные усилия по урегулированию конфликтов между отдельными представителями епископата и своими уполномоченными, осуждая тех из них, кто не прини- мал мер к созданию деловых отношений с архиереями.

Совет осуществлял наблюдение за процессом воспроизводства кадров духовенства и принимал меры по упорядочению приема в семинарии и посвящения мирян в духовный сан. Был сделан вывод о том, что в условиях спроса на служителей культа целесообразнее его удовлетворять через духовные школы, где сложиласьопределенная система патриотической работы и воспитания уважения к законодательству о культах. Совет исследовал вопросы о количестве абитуриентов в духовные учебные заведения, мотивах поступления, возрастном и образовательном уровне, национальном составе, членстве в ВЛКСМ или КПСС, содержании учебных программ и культурно-воспитательной работе среди семинаристов. В документах Совета констатировался рост числа желающих стать семинаристами. Среди абитуриентов высоким оставался процент комсомольцев, были и коммунисты. Например, в 1985 г. 54% заявлений принадлежало членам ВЛКСМ. Среди абитуриентов Московской и Ленинградской духовных семинарий в 1976 - 1980 гг. 8% имели высшее или незаконченное высшее (учителя, инженеры, художники, врачи, экономисты, музыканты), 85% - среднее техническое или среднее, и лишь 8% - незаконченное среднее образование. По социальному происхождению абитуриенты чаще всего были выходцами из рабочих (около 50%) или крестьян (около 20%), реже - из служащих (около 10%), из семей церковнослужителей (около 13 - 20%) . В отборе кандидатов участвовала не только комиссия семинарии, но и уполномоченные Совета.

Работа с православным духовенством осуществлялась отделом по делам православных церквей в различных формах (беседы уполномоченных с духовенством, встречи епископата, духовенства, церковных исполнительных органов с руководителями областей, краев и республик, проведение семинаров и собраний духовенства, на которых выступали специалисты отраслей, ученые). Руководство отдела проводило индивидуальную работу с членами Синода Русской и Грузинской православных и руководством старообрядческих церквей, с правящими архиереями, настоятелями крупных монастырей, ректорами духовных школ и другими руководителями синодальных учреждений. В центре внимания отдела по делам православных церквей находилась проповедническая деятельность духовенства, поскольку она рассматривалась как "основной рупор православия, действенное средство пропаганды религии". Постановление Совета от 31 октября 1979 г. "Об изучении проповеднической деятельности служителей культа" обязало уполномоченных принять меры к улучшению работыпо ее изучению, знать характер проповедей, их идеологическую и политическую направленность, а также считать эту задачу одной из основных в своей работе. Уполномоченные Совета были обязаны пресекать вылазки "отдельных фанатично настроенных проповедников, пытающихся разжигать вражду к неверующим и атеистам", которые "вносят в религиозную жизнь элементы фанатизма", призывают верующих самоизолироваться от общества и "отрешиться от всего земного", распространяют клеветнические измышления о политике советского государства по отношению к религии, подстрекают верующих к противозаконным действиям. Исследование настроений духовенства убеждало руководство Совета, что подавляющее большинство священнослужителей проявляет лояльность к политическому устройству общества. Учитывая наличие среди служителей культа оппозиционных по отношению к государственной власти и руководству РПЦ кругов, уполномоченные, беседуя с духовенством, пытались выяснить его отношение к внутренней и внешней политике государства. Справки об откликах духовенства и верующих на разные события регулярно предоставлялись в центральный аппарат Совета, а затем передавались в ЦК КПСС.

Особый интерес Совета вызывало изучение современного богословия, рецензирование богословских научных трудов и церковной периодической печати. Совет координировал информационно-аналитическую работу ученых и аспирантов ведущих научно-исследовательских и образовательных учреждений с целью изучения проблемы модернизации богословия. Ежегодно изучалось более 300 богословских диссертаций. Эксперты Совета обращали внимание на возрастающее использование православными богословами в качестве источников светской исторической, философской, искусствоведческой и даже атеистической литературы и констатировали рост уровня подготовки диссертаций, а также разнообразие тематики, форм изложения, характера аргументации, т.е. отмечали тенденцию повышения квалификации богословия. В богословских диссертациях 1960 - 1980-х гг. часто озвучивался вывод о том, что уничтожение церквей и монастырей обедняет культурное наследие. Все авторыцитировали выступления светской печати в защиту памятников старины, приветствовали их реставрацию и восстановление, призывали к сохранению хотя бы остатков былой цивилизации.

Наиболее важным направлением деятельности Совета было осуществление контроля за соблюдением советского законодательства о культах и координация соответствующей работы своих уполномоченных. В 1960 - 1980-х гг. квалифицировались как нарушение законодательства: участие священнослужителей в хозяйственной деятельности, совершение треб без соответствующего учета и оформления, проведение богослужений в запрещенных местах (службы у святых ключей, отпевание покойников в домах верующих, участие священников в похоронных процессиях, прослушивание религиозных аудиозаписей в домах священников верующими), продажа фотокопий икон, совершение крещения на дому у священников, привлечение к службе в церкви детей, крещение детей без согласия обоих родителей. Исполнительные церковные органы допускали в своей деятельности запрещенную благотворительность (например, выдачу денег погорельцам), незаконное расходование и присвоение денежных средств, незаконные хозяйственные операции, инсценированные "похищения" денег из церковной кассы, выдачу церковному активу и служителям культа денег в виде премиальных, лечебных, праздничных и т.д. Важно также заметить, что Совет выявлял и пресекал нарушения законодательства должностными лицами, которые ущемляли права верующих, отказывали религиозным объединениям в регистрации и удовлетворении их законных просьб, предъявляли незаконные требования. Совет осуждал незаконное наложение штрафов на священников местными властями, их требования от религиозных обществ осуществлять взносы в Фонд мира и Фонд памятников истории и культуры, приобретать лотерейные билеты, делать отчисления на благоустройство сел, выполнять обязательства по содержанию кладбищ и строительству дорог и т.д.

В секретных справках Совета приводились конкретные примеры выявленных нарушений законности в отношении верующих: "Местные органы власти принудили верующих под угрозой лишения пенсий выйти из "двадцатки", после чего церковь закрыли под предлогом "распада" религиозного общества... Облисполком обязал председателей городских и районных советов принять меры к тому, чтобы не допускать детей и молодежь до 18-летнего возраста посещать церкви и молитвенные дома, совершать обряды... Местная печать воспитывает презрительное, издевательское отношение к верующим, их называют "фанатиками", "мракобесами", "кликушами", "изуверами", "оголтелыми элементами"... Годами не рассматриваются заявления верующих о регистрации религиозных объединений... Местные органы власти давали указание прекратить службу в церкви до тех пор, пока все иконы и другая церковная утварь не будут пропитаны огнезащитным составом... Имели место случаи исключения из учебных заведений и увольнения с работы по религиозным мотивам... Отказывают в присвоении звания "Мать-героиня" Бобковой И. И., родившей и воспитавшей 10 детей, среди которых есть отличники учебы, только по той причине, что она верующая, а муж - священник старообрядческой церкви... Еще нередко верующих лишают возможности участвовать в движении за коммунистический труд, лишают звания ударника по религиозным причинам.

Отдельные должностные лица подвергают верующих административным санкциям, прибегают к угрозе и запугиваниям за попытку отстаивать свои права..." Неудивительно, что Совет ежегодно получал многочисленные жалобы верующих, поток которых все возрастал. В постановлении от 31 октября 1979 г. "О состоянии работы с письмами и жалобами граждан" Совет потребовал от своих сотрудников "обеспечить внимательный, чуткий, принципиальный и деловой подход к разбору каждого письма и жалобы, давая по ним мотивированные исчерпывающие ответы. Принимать все необходимые меры для удовлетворения справедливых просьб и жалоб граждан, осуществляя действенный контроль за их своевременным качественным рассмотрением и разрешением" . В 1982 г. Куроедов, обращаясь к ЦК КПСС с очередным отчетом, подчеркивал: "Стремление решать сугубо мировоззренческие вопросы административным путем, подменять идеологическую борьбу с религией борьбой с Церковью и верующими представляется глубоко ошибочным" .

Однако в середине 1980-х гг. местные партийные и государственные работники все еще продолжали использовать методы административного воздействия на религиозные объединения. Об этом, в частности, писал в одной из своих секретных записок в ЦК КПСС К. М. Харчев, который сменил в ноябре 1984 г. Куроедова на посту председателя Совета по делам религий. Анализируя религиозную ситуацию в стране, он отмечал, что в ряде мест верующие лишены возможности спокойно удовлетворять свои религиозные потребности, им препятствуют в регистрации их обществ и в приобретении молитвенного помещения. В тысячах населенных пунктов группы верующих различных конфессий проводят богослужения нелегально. Многие из них годами ходатайствуют о регистрации своих объединений, но их просьбы, как правило, необоснованно отклоняются (Молдавская, Таджикская, Туркменская, Узбекская, Грузинская, Азербайджанская ССР, ряд областей УССР и РСФСР). Законно действующим религиозным обществам нередко запрещают производить ремонт молитвенных домов, пользоваться электроосвещением, прислать священника. Имеют место факты увольнения с работы или исключения из учебных заведений по религиозным мотивам, лишения верующих поощрений за хорошую работу и ущемление других их прав.

Статистические материалы Совета свидетельствуют, что количественные показатели регистрации религиозных обществ были весьма незначительны, так как продолжалось снятие с регистрации. В 1984 г. по СССР в целом было зарегистрировано 99 религиозных обществ, в 1985 г. - 65, в 1986 - 67, в 1987 г. - 104, в том числе по РСФСР соответственно 34, 23, 28, 44 .

Ситуация изменилась лишь после январского (1987 г.) пленума ЦК КПСС по вопросам пере- стройки и кадровой политики, который принял решения о демократизации общества и ре- формирования партии. В следующем месяце председатель Совета Харчев представил в ЦК КПСС аналитическую записку "О некоторых вопросах реализации политики партии в отношении религии и Церкви на современном этапе" . Автор записки подчеркивал, что за последние десятилетия в этой сфере общественной жизни произошли существенные изменения, требующие соответствующих корректив в формах и методах управления, перестройки мышления кадров. Харчевсчитал, что в общественном сознании прочно утвердилось материалистическое мировоззрение, хотя определенная часть населения все еще остается "под влиянием религиозной идеологии и морали". Однако "преимущественно это честные советские труженики, патриоты своей страны". По прогнозам Совета, эта группа населения (10 - 20%) будет существовать еще длительное время, а отход от религии ста-нет развиваться как "процесс эволюции их сознания, размывания религиозных ценностей, вытеснения их идеалами, нравственными нормами социализма". В целом позиции религии в стране стабилизировались. К 1987 г. в СССР действовали более 20 тыс. религиозных объединений разных конфессий. В последней четверти XX в. практически не снижался уровень религиозной обрядности. Конфессии значительно укрепили свою материальную базу. Денежные поступления от верующих и доходы от продажи предметов культа возросли более чем в два раза. Реконструировано, приобретено и построено около 600 молитвенных домов. Обновился кадровый состав духовенства, возрос его образовательный уровень, число служителей культа увеличилось до 30 тыс. человек.

Ссылаясь на решения XXVII съезда КПСС, Харчев подчеркивал, что главным средством борьбы с религией должно стать активное вовлечение верующих в трудовую и обществен- ную деятельность, пропаганда материалистического мировоззрения, выбор таких форм государственного регулирования деятельности церковных организаций, которые бы пресекали религиозный экстремизм, не оскорбляя при этом чувства верующих и не нарушая принципа свободы совести. Однако местные партийно-государственные кадры продолжают борьбу с религией, с одной стороны, методами абстрактного просвещения, а с другой - административного нажима. У значительной части партийных и советских работников заметна неприязнь к верующим, стремление ограничить и ущемить их в гражданских правах, у другой части - безразличие и примиренчество к религиозным проявлениям. Грубый административный контроль над религиозной ситуацией привел к тому, что произошли негативные структурные сдвиги в соотношении различных вероисповеданий. За последние десятилетия существования СССР число приходов РПЦ уменьшилось почти вдвое, но зато активизировалось сектантство, особенно баптизм, оживились экстремистские элементы, выросла их миссионерская деятельность.

При относительной стабильности числа приверженцев католицизма заметны вспышки религиозной активности униатов, стремящихся легализовать свою деятельность. Появляются новые формы религиозности, прежде всего среди молодежи и интеллигенции - мистические организации и секты, проповедующие псевдовосточные учения. Наиболее высокой остается религиозность в районах традиционного ислама, где процесс вытеснения религии из сферы массового сознания будет более длительным. Но местные партийно-государственные работники, не желая отставать в "деле атеизма", не регистрируют многие религиозные объединения и служителей культа. Положение усугубляется тем, что, сохраняя сеть молитвенных домов и православных церквей, посещаемых лицами некоренной национальности, местные власти часто закрывают мечети, чем провоцируют антирусские националистические проявления.

Последствия "кавалерийского наскока" на религию, по мнению Харчева, могут привести к росту незарегистрированных и неконтролируемых религиозных общин, где чаще всего и рождаются экстремистские настроения. Количество таких незарегистрированных общин в 1987 г. дошло уже до нескольких тысяч. Хотя в 1970 - 1980-е гг. необоснованное сокращение религиозной сети было приостановлено, а в ряде мест даже возобновилась регистрация наиболее активных обществ, тем не менее сохранилась практика применения административных методов борьбы с религией. Вывод Харчева был неутешительным для политического руководства страны: "Все это говорит о том, что возникла реальная опасность ослабления роли и влияния государства в управлении процессами, происходящими в деятельности религиозных объединений и способствующих воспроизводству религиозности населения". Возможными последствиями этого могли быть, во-первых, растущий протест верующих, их неуверенность в искренности политики государства в религиозном вопросе, а во-вторых, - усиление "империалистической и клерикальнойпропаганды, навязывающей мировому общественному мнению образ СССР как тоталитарного, антидемократического государства", что помешало бы укреплению авторитета страны на международной арене.

Совет предлагал "наряду с всемерным усилением атеистического воспитания не обострять отношений с Церковью" и с этой целью пересмотреть законодательство о культах и совершенствовать практику его применения, т.е. признать за религиозными объединениями право юридического лица, а за родителями - право на воспитание детей в религиозном духе, право верующих на совершение религиозных обрядов на дому и в больнице, право религиозных объединений вести религиозную пропаганду. Для этого необходимо отказаться от враждебного разоблачительного тона по отношению к религиозным объединениям.

Важной проблемой деятельности Совета в перестроечные годы стало рассмотрение заявлений о регистрации религиозных объединений. В стране длительное время действовали без регистрации около 16% религиозных объединений, в том числе: 52 общества РПЦ, 74 старообрядческих, 26 католических, около 300 протестантских, более 320 мусульманских и др. Поэтому 28 января 1988 г. Совет принял постановление "О фактах нарушения установленного порядка рассмотрения заявлений о регистрации религиозных объединений". Анализируя религиозную ситуацию в стране, работники Совета пришли к выводу, что большинство добивающихся регистрации обществ признавало советское законодательство о религиозных культах, однако ходатайства учредителей более 260 подобных объединений о регистрации необоснованно отклонялись местными органами власти, нередко при попустительстве уполномоченных Совета. Местные органы власти некоторых областей не рассматривали заявления учредителей в установленном порядке (Львовская, Тернопольская, Черновицкая, Хмельницкая - в УССР, Гродненская, Брестская, Витебская - в БССР, Пермская, Липецкая, Рязанская - в РСФСР, Молдавская ССР и др.). Допускались серьезные нарушения сроков рассмотрения заявлений верующих граждан о регистрации, жалобы верующих и священнослужителей часто оставались без ответа.

В 1987 г. в Совет поступило 3 015 жалоб - почти на 30% больше,чем в 1986 г. Только из 5 областей Украины (Волынской, Львовской, Ивано-Франковской, Хмельницкой и Черновицкой) в 1987 г. поступило 556 писем, из Молдавии - 115 писем, причем многие из них были повторными. В 1987 г. на приемах в Совете побывали 1713 верующих (808 групп), главным образом из РСФСР, Украины, Молдавии, Белоруссии. Так, верующие из села Илемни ИваноФранковской обл. приезжали в Совет 7 раз, из с. Радоаи Молдавской ССР - 8 раз и т.д. Совет сообщал высшим и местным государственным органам, что проволочки с рассмотрением заявлений верующих граждан являются грубым нарушением законодательства о религиозных культах. Аппарат Совета на местах получил указание принять меры по устранению нарушений по-рядка рассмотрения заявлений о регистрации религиозных объединений и добиться его практического выполнения.

В феврале 1988 г. Совет на очередном заседании рассматривал вопросы о проекте устава РПЦ и проведении Московской Патриархией Предсоборного архиерейского совещания, Поместного собора и юбилейного торжественного акта, посвященного 1000-летию Крещения Руси. Проект устава представили Патриарх Пимен и члены Синода, и он был принят за основу. Одним из важных новых уставных положений было признание самостоятельных экономических интересов РПЦ. Московская Патриархия получила согласие Совета на проведение Предсоборного архиерейского совещания, Поместного собора и юбилейного торжественного акта. Уполномоченным Совета по союзным республикам было дано указание провести разъяснительную работу с епископатом, направленную на поддержку в ходе архиерейского совещания и Поместного собора проектов, разработанных Московской Патриархией. Руководство Совета опасалось осложнения внутриполитической ситуации из-за торжеств по случаю 1000-летия Крещения Руси. Поэтому в марте 1988 г. Совет дал указание усилить профилактическую работу с верующими, особенно "экстремистски настроенными". Местным звеньям Совета совместно с партийно-советскими органами поручалось разработать с учетом местных условий меры по предотвращению негативных проявлений в связи с юбилеем, создать соответствующие рабочие группы и не реже двух раз в месяц информироватьруководство союзного Совета о религиозной ситуации на местах.

Совет рассмотрел также вопрос о регулировании производства церковной утвари и предметов религиозного культа в связи с введением в действие закона об индивидуальной трудовой деятельности. В письме Патриарха Московского и всея Руси Пимена на имя Харчева говорилось, что, согласно результатам проверки Главного финансового управления Москвы, уже существуют многочисленные группы граждан, изготовляющих и реализующих церковные свечи, иконы и утварь без соответствующих разрешений Советов народных депутатов. Деятельность этой категории лиц никем не контролируется, и налоги в бюджет государства финансовым органами с них не взимаются. Патриарх сообщал, что, согласно действующему законодательству, мастерские хозяйственного управления Патриархии отчисляют в бюджет государства 69% своих доходов, что составляет ежегодно денежную сумму в размере 39 млн. руб.

"Таким образом, - делал вывод Патриарх, - существующее на сегодняшний день законода- тельство и практика взимания налогов не соответствуют интересам государства и общества, Русской православной церкви". Патриарх предложил внести в ст. 13 закона "Об индивидуальной трудовой деятельности" п. 7, запрещающий изготовление свечей, икон и церковной утвари. В итоге Совет постановил войти с ходатайством в правительство СССР о принятии законодательных мер, запрещающих производство с целью последующей реализации церковной утвари и предметов религиозного культа в рамках кооперативной и индивидуальной трудовой деятельности.

На том же, мартовском, заседании 1988 г. Совет решил увеличить в 1989 г. тираж религиозных изданий (настольного календаря РПЦ до 180 тыс., а богословских трудов - до 15 тыс. экземпляров). По предложению отдела международных связей Совет увеличил в связи с предстоящим юбилеем Крещения Руси смету расходов Московской Патриархии до 2 млн. инвалютных руб. (в 1987 г. - 1591450 инвалютных руб.). Издательскому отделу Московской Патриархии разрешили получить в качестве дара от евангелической церкви ФРГ 500 тыс. экземпляров "Православного молитвослова" на русском языке.

Одновременно было разрешено неправославнымрелигиозным организациям получить в качестве дара от европейских религиозных организаций литературу (Библии, сборники духовных песен, справочники и т.д.), бумагу и материалы для ремонта культовых зданий.

Накануне 1000-летнего юбилея принятия христианства деятельность Совета стала привле- кать внимание средств массовой информации. В мае 1988 г. журнал "Огонек" опубликовал материал об одном рабочем дне председателя Совета Харчева, представив его человеком справедливым, отзывчивым, старающимся помочь Церкви и верующим. В марте 1988 г. состоялось его выступление перед слушателями Московской высшей партийной школы, вызвавшее неоднозначную реакцию. Так, историк Д. В. Поспеловский считает Харчева хитрым и инициативным аппаратчиком, который разработал мероприятия по "приручению" верующих государством. Харчев, например, заявил: "По Ленину, партия должна держать под контролем все сферы жизни граждан, а так как верующих никуда не денешь, и наша история показала, что религия всерьез и надолго, то искренне верующего для партии легче сделать верующим также в коммунизм. И тут перед нами встает задача: воспитание нового типа священника; подбор и постанов-ка священника - дело партии" . Думается, однако, что канадский историк несколько предвзято оценил личностные качества Харчева, упоминая о его хитрости.

Инициативность же "перестроечного" председателя Совета не оставляет сомнений. Ведь встреча в Кремле М. С. Горбачева с Патриархом Пименом и членами Священного Синода состоялась 29 апреля 1988 г. именно по инициативе Совета, который сыграл ведущую роль в ее проведении. В ходе встречи был подтвержден поворот государства к диалогу с Церковью и верующими и принято решение проводить приближающееся тысячелетие Крещения Руси не только как церковный, но и как общественно-значимый юбилей. На официальное приглашение Патриарха присутствовать на юбилейных торжествах Горбачев ответил согласием, заявив, что Крещение Руси - "это знаменательная веха на многовековом пути развития отечественной истории, культуры, русской государственности" .

В начале мая 1988 г. Совет проинформировал ЦК КПСС о религиозной ситуации в стране накануне юбилея, отметив,что большинство верующих граждан СССР поддерживает курс на обновление всех сторон жизни советского общества. В церковных кругах укреплялась тенденция к активному сотрудничеству с государством в сфере внутренней и внешней политики. Возрастало внимание духовенства и верующих к проблемам укрепления семьи, добросовестного отношения к труду, борьбы с пьянством, сохранения культурного наследия и т.п. Все более настойчивым становилось стремление к демократизации деятельности религиозных общин и к упорядочению сети незарегистрированных объединений на основе принципа свободы совести. Подготовка к юбилею оживила жизнь РПЦ, а также старообрядческой церкви, что проявилось в укреплении организационных структур религиозных учреждений, увеличении расходов на ремонтно-восстановительные работы, постановке вопросов об открытии новых молитвенных и хозяйственных помещений, увеличении тиражей религиозных изданий.

В культовой практике было заметно усиление торжественности богослужений, стремление подчеркнуть приоритет Церкви в формировании морально-нравственных ценностей, пред- ставить ее неотъемлемой частью социалистического общества, необходимым элементом национальной культуры и государственности. Были отменены противоречащие законодательству требования ведомственных инструкций об обязательном предъявлении паспортов родителями при крещении детей, запрещении колокольного звона. Все это способствовало нормализации религиозной обстановки внутри страны и вызывало широкий резонанс за рубежом.

За 5 лет - с 1985 по 1990 гг. - было зарегистрировано 4552 новых религиозных объединений. В 2 и более раза рост их числа отмечался в Грузии, Молдавии, Тукмении; на треть и более - в РСФСР, Украине, Узбекистане, Азербайджане, Таджикистане и Армении. Стабильной оставалась ситуация в Прибалтике. Эти различия объяснялись тем, что накануне перестройки в республиках СССР существовали не одинаковые условия для деятельности религиозных объединений, различной была и степень приверженности органов власти к административным методам в решении проблем религиозной сферы. При этом рост числа религиозных объединений происходил во всех конфессиях, но особенно значительны были изменения в РПЦ (вновь открылись 3402 прихода, рост на 49%), в Грузинской православной церкви (218), Римско-католической (219), в мусульманском культе (382). Значительно увеличилось число объединений пятидесятников, адвентистов седьмого дня, кришнаитов и т.д. На территории СССР действовали 77 монастырей, из них 57 принадлежали РПЦ. Среди зарегистрированных религиозных объединений в 1991 г. впервые появились греко-католики, бахаисты и апокалипсисты.

Однако, в конце 1980-х гг. возникли расхождения в вероисповедной политике союзного и республиканских центров. В республиках СССР всегда существовало собственное видение разрешения религиозных проблем. Уполномоченные Совета в союзных республиках, формально находясь в подчинении Совету, фактически исполняли волю местных властей. Последние же стремились разрушить сложившуюся систему органов по делам религий и создать независимые де-юре и де-факто республиканские структуры. Еще в 1974 г. был образован Совет по делам религий при Совмине Украинской ССР, а в 1987 г. - при Совмине РСФСР. В конце 1980-х гг. практически все республики СССР выражали стремление образовать подотчетные им органы по делам религий. Результатом такой перестройки стало противостояние союзного и республиканских (РСФСР, УССР) Советов, что было обусловлено разнонаправленными политическими курсами руководства СССР и названных республик.

В июле 1990 г. рассмотрение вероисповедных вопросов было поручено комитету Верховного Совета РСФСР по вопросам свободы совести, вероисповеданиям, милосердия и благотворительности, состоявшему преимущественно из представителей различных конфессий и христианско-демократического движения. Возглавил комитет православный священник В. С. Полосин. Членам комитета казалось, что достаточно разрушить прежнюю систему взаимоотношений государства и религиозных организаций, отменить советское законодательство о религиозных культах, снять прежние преграды на пути деятельности религиозных организаций, - и религиозный вопрос будет решен. По инициативе комитета были упразднены Совет по делам религий при Совмине РСФСРи должности (аппараты) его уполномоченных на местах, а также пятое управление (по борьбе с идеологическими диверсиями), в составе которого находился четвертый (церковный) отдел в системе КГБ.

Значительные перемены произошли и в деятельности союзного Совета, что отразилось в новом положении о Совете по делам религий при Кабинете министров СССР, утвержденном 26 апреля 1991 г. Положение 1991 г. лишило Совет по делам религий всех его распорядительных и контрольных функций. Он уже не рассматривал материалы о регистрации, отказе или снятии с регистрации объединений, об открытии или закрытии молитвенных зданий и домов, о контроле за соблюдением Конституции СССР в части законодательства о культах, проверки деятельности религиозных организаций и т.д. Он был преобразован в орган обеспечения права граждан на свободу совести, равенства всех религий и вероисповеданий перед законом, осуществления принципа отделения Церкви от государства. Кабинет министров упразднил институт уполномоченных Совета в областях, краях, автономных и союзных республиках. В условиях ускорявшегося процесса децентрализации СССР союзный Совет оказывал все меньше воздействия на церковную политику в СССР в целом и в отдельных республиках. С образованием СНГ в декабре 1991 г. был упразднен и Совет по делам религий. Каждая из республик стала самостоятельно решать вопрос о целесообразности существования государственного органа по связям с религиозными организациями. К настоящему времени почти все бывшие республики СССР их воссоздали.

Анализ деятельности Совета по делам религий при СМ СССР показывает, что ее основное содержание определялось политикой коммунистической партии и советского правительства, которая в указанный период была нацелена уже не на форсированное вытеснение религии из общественной жизни социалистического государства, а на сдерживание распространения религиозных воззрений и укрепления позиций РПЦ. В русле этой политики Совет осуществлял комплекс ограничительных мероприятий, контролирующих деятельность церквей, монастырей, служителей культа, религиозных объединений верующих. Вместе с тем Совет был центром информационно-аналитической работы по изучению современных вероисповеданий и уровня религиозности членов общества. Многие выводы, содержавшиеся в его документах, имели прогностический характер, определяя перспективы развития религиозной ситуации в стране на десятилетия вперед. В системе государственного аппарата Совет осуществлял не только контрольно-надзорные, информационно-консультативные, но и правозащитные функции. Исторически недостоверно рассматривать данный орган лишь как учреждение, которое контролировало и ограничивало жизнь верующих. Совет играл заметную роль в защите прав верующих в рамках существовавшего законодательства о религиозных культах.

Представляя в ЦК КПСС ежегодные информационные отчеты о состоянии православия и других конфессий, Совет обращал внимание партийно-государственного руководства на усиление лояльности Церкви и духовенства по отношению к советскому государству. Констатируя воспроизводство религиозности в новых поколениях, Совет при этом подчеркивал, что современный верующий - это гражданин страны, любящий свое Отечество и имеющий право на удовлетворение своих религиозных потребностей. Данный вывод постоянно присутствовал в документах Совета. Сведения, предоставляемые Советом высшим инстанциям, побуждали власть к переосмыслению отношений с Церковью и верующими, кардинальное изменение которых произошло во второй половине 1980-х гг. Поэтому Совету, аналитическая деятельность которого показала политическому руководству объективную картину религиозной ситуации в стране, принадлежит особая роль в подготовке поворота государства и общества к диалогу с верующими.

Ю.В. Гераськин

Возникновение и становление института уполномоченного Совета по делам Русской православной церкви при Совете Министров СССР

Ключевые слова: церковь, храм, священник, уполномоченный, ходатайство, верующие

В 2008 г. исполнилось 65 лет со дня основания специального органа, контролирующего деятельность Русской православной церкви (РПЦ) и осуществляющего связь с ее руководством - Совета по делам РПЦ при Совнаркоме СССР. Этот орган был создан 14 сентября 1943 г., несколько дней спустя после знаменитой встречи Сталина с местоблюстителем патриаршего престола митрополитом Сергием (Страгородским) и митрополитами Алексием и Николаем, которая состоялась 4 сентября. Первым председателем Совета по делам РПЦ был назначен Георгий Григорьевич Карпов, 45-летний кадровый сотрудник НКГБ СССР в звании полковника.

Беседе Сталина с митрополитами предшествовал разговор с Карповым. Сталин отверг предложение Карпова организовать специальный орган при Верховном Совете СССР в виде отдела по делам культов и сам предложил назвать его Советом по делам РПЦ при СНК СССР. Главной функцией нового государственного аппарата, по мысли Сталина, была организация взаимоотношений между правительством и церковью. При этом Сталин предостерег Карпова от того, чтобы представлять себя обер-прокурором Синода, и рекомендовал своей деятельностью больше подчеркивать самостоятельность Церкви .

14 сентября 1943 г. Совнарком СССР принял постановление об образовании Совета по делам РПЦ при СНК СССР. Несколько позже, 7 октября, было утверждено Положение об этом государственном органе. На Совет возлагалась задача «осуществления связи между Правительством СССР и патриархом Московским и всея Руси по вопросам Русской православной церкви, требующим рассмотрения Правительства СССР» . Со стороны правительства деятельность Совета в 1943-1945 гг. курировал заместитель Председателя СНК СССР В.М. Молотов. Он рассматривал представляемые Карповым доклады, отчеты, письма, итоговые записки. Решения принимались, как правило, в момент личных встреч. Кроме того, Сталин в первые годы после исторической встречи с руководством РПЦ лично рассматривал церковные проблемы.

К концу 1943 г. был сформирован центральный аппарат Совета. В составе членов Совета, кроме его председателя Г. Карпова, входили 4 человека: заместитель председателя, два члена и ответственный секретарь. Кандидатуры на эти посты утверждались непосредственно Совнаркомом по представлению Карпова. Посты председателя и его заместителя относились к номенклатурным должностям, и их утверждение проходило на заседании Секретариата ЦК ВКП (б). С согласия Молотова Карпов сохранил и должность начальника отдела в структуре НКГБ. Совмещение должностей, мыслимое первоначально как кратковременное, затянулось вплоть до увольнения Карпова из КГБ СССР в 1955 г. в звании генерал-майора. Комплектование штата центрального аппарата Совета (референтов, инструкторов, обслуживающего персонала) проходило медленно и трудно. В 1945 г. удалось полностью заполнить штаты центрального аппарата и набрать чуть более 40 человек. К началу 1944 г. была заполнена лишь половина выделенных вакансий кадров института уполномоченных на местах. Только к концу 1946 г. была решена кадровая проблема, и почти все выделенные вакансии заполнены - в республиках, краях и областях действовало 112 уполномоченных .

В 1943 г. Сталин предлагает новый курс в отношениях с Русской православной церковью. Духовнорелигиозный фактор должен был сыграть весьма существенную роль в переломе поначалу неблагоприятного для страны хода военных действий, росте национальнопатриотического самосознания. Новый курс означал отказ от политики воинствующего атеизма с классовой борьбой против духовенства, которая была характерна для предыдущего периода советской истории. Произошла официальная легализация института Церкви в советском государстве. Хотя государственноцерковная симфония исполнялась по нотам государства, и уполномоченный Совета по делам РПЦ имел больше прав, чем правящий архиерей, и все же идеологического пресса образца 1920-1930-х гг. не стало.

8 сентября 1943 г. состоялся архиерейский собор Русской православной церкви в составе 19 архипастырей, который избрал митрополита Сергия патриархом Московским и всея Руси. Московской патриархии было выделено здание бывшего немецкого посольства в Чистом переулке, предоставлен автотранспорт, разрешено

издание собственного журнала, организация свечных заводов, открытие семинарий и академий. Были освобождены некоторые архиереи, находящиеся в ссылке. Священники были освобождены от службы в армии. Главное - разрешено открытие церквей в регионах, где их совсем не было или было совсем мало.

С конца 1943 г. в стране началось массовое открытие храмов. 28 ноября 1943 г. Совнарком принял постановление «О порядке открытия церквей», согласно которому ходатайства верующих рассматривались местными органами, а в случае их одобрения пересылались в Совет по делам РПЦ. После предварительного решения Совета они поступали в Совнарком и затем снова в Совет . Подобная процедура была призвана дозировать открытие новых храмов. Всего в 1943-1944 гг. в Центральный совет по делам РПЦ поступило 5777 заявок об открытии церквей, а было удовлетворено только 414 ходатайств . За 1944 г. и первое полугодие 1945 г. от верующих Ивановской промышленной области поступило 600 заявлений . В 1944 г. в Совет по делам РПЦ из Рязанской области поступило 300 ходатайств, открыто же было только 26 церквей .

Местные власти по инерции нередко проявляли большое нежелание открывать закрытые некогда храмы. Многие заявления оседали в облисполкоме без вразумительного ответа. Только учреждение института уполномоченных по делам РПЦ позволило ускорить документооборот. Однако сложная, многоуровневая процедура рассмотрения ходатайств, предусмотренная постановлением СНК СССР от 28 ноября 1943 г., позволяла местным властям регулировать процесс открытия церквей по своему усмотрению. В конечном счете принципиальное решение принимали облисполкомы .

Ходатайства верующих об открытии храмов отклонялись по разным причинам: большого расстояния от храма до населенного пункта, несоответствия строительно-техническим нормам, санитарному состоянию при использовании церкви под зерносклад в случаях, когда верующие не изъявляли согласия на ремонт церковного здания своими силами.

Постановление СНК СССР от 1 декабря 1944 г. обязало райисполкомы, отвечавшие на запросы уполномоченного с большой неохотой, с задержкой и уклончиво, высылать справки уполномоченным в 10-дневный срок с момента получения запроса. Нередко центральным органам власти в тех или иных случаях приходилось напрямую вмешиваться и отменять их неправомерные решения. Например, Совнарком РСФСР обязал Рязанский облисполком разрешить группе верующих с. Летово Рыбновского района открыть церковь в здании, отремонтированном на их средства. Ранее, 23 апреля 1944 г., облисполкомом было отклонено обращение верующих.

28 июля 1944 г. после пересмотра обращения по просьбе верующих его вновь отклонили . Тогда СНК РСФСР 28 августа 1944 г. отменил решение Рязанского облисполкома . Это дало повод старому большевику В. Д. Бонч-Бруевичу, не принявшему нормализации государственно-церковных отношений, осудить Карпова за этот, его словами, «Иудин поцелуй» .

Как формировался институт областных уполномоченных по делам РПЦ в первые послевоенные годы? В руках уполномоченных сосредоточились: рассмотрение заявлений верующих об открытии церквей, подготовка справок, проектов-заключений, решений облисполкома, регистрация религиозных общин, служителей культа (от его решения зависела судьба священника), проведение других решений, вытекающих из инструктивных писем Совета уполномоченным на местах.

Обязанностью уполномоченного были мониторинг ситуации, информирование Центра обо всех незаконных фактах администрирования в сфере государственно-церковных отношений и амортизация их негативных последствий. В этих целях был налажен прием духовенства и верующих. Духовенство посещало уполномоченного чаще всего по вопросам регистрации религиозных обществ, иным организационным вопросам, в том числе помощи в отпуске стройматериалов, а также для разрешения конфликтных ситуаций, возникающих с местными властями. Основной мотив посещения уполномоченного верующими - выяснение результатов ходатайств об открытии храмов. Нередко шли с жалобами на препятствия, чинимые местными властями. Уполномоченные нередко оказывались в сложной, противоречивой ситуации, когда нельзя было уходить от проблем, особенно в случаях грубого несоблюдения законодательства о культах, произвола по отношению к верующим со стороны местных партийных и государственных органов.

Критика на местную власть в большинстве случаев распространялась и на уполномоченного, которому верующие на приеме могли прямо заявить: «.. .Ну почему Вы запрещаете нам, православным христианам, исполнять свои религиозные обряды, а в Конституции написали - свобода религии, но издеваетесь пока над русским православным народом, он долго терпит, но потом крепко скажет.» . В первой половине 50-х гг. от верующих Рязанской епархии

шло ежегодно в среднем по 60-70 жалоб и заявлений .

Что представлял собой обобщающий портрет уполномоченного по делам РПЦ послевоенной эпохи? Это был, как правило, выходец из рабоче-крестьянской среды, член ВКП(б)-КПСС, в основном с невысоким образовательным цензом (встречались порой люди с высшим образованием). Большинство уполномоченных имели опыт работы в органах НКВД-НКГБ (такова была первоначальная установка центра по подбору кадров). Словом, это были «солдаты партии». В Рязанской области с 1944 по 1952 г. уполномоченным работал И.С. Денисов, 1893 г.р., член партии большевиков с марта 1917 г., участник событий Февральской буржуазной революции в Петрограде, член Петросове-та в августе 1917 г. и участник разгрома мятежа Корнилова. До Великой Отечественной войны находился на партийно-советской работе. Биография содержит интересные с точки зрения рода деятельности Денисова факты. 24 июня 1922 г. по просьбе Рязгубпарта он присутствует на собрании священнослужителей Рязанской епархии. В ноябре того же года проводит антирелигиозную лекцию в родном с. Инякино. Лекция спровоцировала драку и арест лиц, враждебно относившихся богоборческой линии партии. Таким образом, уполномоченный Денисов вполне соответствовал требованиям партийно-государственного аппарата сталинской эпохи .

В то же время уполномоченные, будучи, как правило, выходцами из провинции, не могли не действовать по понятиям традиционного общества, когда интересы земляков были ближе предъявляемых требований.

27 августа 1947 г., не дожидаясь решения Совета Министров СССР (было принято 24 апреля 1948 г., а типовой договор с религиозным объединением с. Инякино заключен только 20 апреля 1951 г.), Денисов дал распоряжение Шиловскому райисполкому способствовать открытию храма в данном селе . Поскольку должность уполномоченного не была напрямую инкорпорирована в местную партийно-советскую вертикаль власти, его статус был не вполне понятен местной номенклатуре. Поэтому поначалу райисполкомы отвечали на запросы уполномоченного с большой неохотой, с задержкой и уклончиво. Его приемная находилась в старом, сыром деревянном доме, что постоянно побуждало Денисова жаловаться в облисполком с требованием предоставления нормальных условий работы . Уполномоченному не была выделена персональная служебная машина. Зная ограниченность автомобильного парка облисполкома, Денисов даже не ставил вопроса о выделении ему транспорта. Несмотря на то, что в марте 1945 г. на места из Москвы была отправлена телеграммы за подписью

В.М. Молотова с требованием обеспечить уполномоченных необходимыми условиями работы, даже

такого рода указания далеко не всегда в полном объеме и беспрекословно исполнялись местными советскими органами .

Штат уполномоченного по делам РПЦ состоял обычно из трех единиц, включая самого уполномоченного, секретаря и машинистку. Денежный фонд штата ивановского уполномоченного С.А. Виноградова распределялся так: 1500 рублей получал уполномоченный, 300 рублей - секретарь 250 рублей - машинистка .

Совет по делам РПЦ при СНК(Совмине) СССР регулярно проводил проверки работы уполномоченных и заслушивал их отчеты. Весной 1945 г. в Совете рассматривался вопрос о работе воронежского уполномоченного В.С. Гостева. Совет отметил, что в целом им проделана значительная работа по изучению церковной жизни на вверенной территории. При этом было обращено внимание на такие недочеты в его работе, как «медлительность в рассмотрении заявлений верующих, чем вызвано поступление с их стороны большого количества жалоб», недостаточно обстоятельное изучение заявлений верующих, медленная регистрация священников и действующих приходов. Уполномоченному было рекомендовано «не допускать вмешательства во внутрицерковные дела епархии (назначения, перемещения, увольнения духовенства, собрания благочинных и т.п.), если эти вопросы не поставлены перед уполномоченным правящим епископом».

В результате этих рекомендаций установились относительно нормальные отношения между Гостевым новым правящим архиереем Иосифом (Ореховым), что, впрочем, не помешало уполномоченному написать на владыку отрицательную характеристику в Совет по делам РПЦ .

До начала 1947 г. Совет по делам РПЦ находился под опекой МГБ. В 1946 г. Совет Министров СССР принял на основе информации службы госбезопасности 6 постановлений и 33 распоряжения . Несмотря на то, что значительную часть кадрового состава Совета по делам РПЦ составляли офицеры госбезопасности, четырех уполномоченных сняли за вымогательство взяток у ходатаев, в отношении еще четырех велось следствие. Кадровая проблема на местах была чрезвычайно острой, поскольку работа уполномоченного синекурой не считалась, на нее особо не рвались. Об этом говорит следующий факт. Чекист Н. Д. Медведев, бывший тамбовский уполномоченный, просившийся назад в родное ведомство, в 1947 г. был уволен из органов за занижение оценки трофейного имущества. В 1949 г. уже лишь 20 уполномоченных были выходцами из спецслужб. 4 августа 1952 г. Карпов жаловался в ЦК на засоренность Совета по делам РПЦ в центре и на местах случайными кадрами, не готовыми к внешне деликатной и терпеливой, но жесткой работе со священниками

и верующими. Он предлагал новому руководителю МГБ Игнатьеву помочь Совету в решении кадрового вопроса и восстановить тот порядок, который был в Совете до освобождения Меркулова из МГБ .

По результатам проверки работы ивановского уполномоченного выяснилось, что он совмещает несколько должностей и не имеет отдельного помещения. Совет по делам РПЦ поставил перед Ивановским облисполкомом соответствующие вопросы об устранении нарушений. В августе 1945 г. уполномоченный

С. А. Виноградов был награжден медалью «За трудовую доблесть» .

В 1948 г. по настоянию Ивановского обкома ВКП(б) Совет по делам РПЦ поставил Виноградову в вину открытие 39 храмов. Ему на смену пришел новый уполномоченный И.И. Филиппюк, работавший до этого назначения начальником секретного отдела треста «Росглавхлеб» в Иваново. В августе 1948 г. Карпов информировал правительство, что в Ивановской и ряде других областей были отклонены все ходатайства. В 1949 г. Филиппюк внес в Совет по делам РПЦ предложение о целесообразности прекращения богослужений в сельских храмах на период полевых работ, ограничивая духовенство только исправлением религиозных треб. Совет счел это предложение неправильным и несвоевременным .

Аналогичная замена уполномоченного с соответствующим ужесточением политики в отношении Церкви имела место во Владимирской области, где П.А. Сергиевского, имеющего высшее педагогическое образование, сменил менее образованный, но бескомпромиссный К.М. Тупиков. Буквально сразу же после кадровой смены епископ Онисим пишет жалобу патриарху на действия нового уполномоченного .

В 50-е гг. кадровый уровень уполномоченных становится выше, чем он был в годы войны, в условиях лихорадочного подбора людей. В 1952 г. уполномоченным Совета по делам РПЦ в Рязанской области становится Сергей Иванович Ножкин, 1904 г.р., уроженец Рязанской области. Он вполне сгодился для последовавшей спустя некоторое время эпохи «оттепели», для которой было характерно определенное недоверие к работникам КГБ. По образованию он был педагогом и отличался от всех рязанских уполномоченных уровнем образования. Имел 13 лет стажа педагогической деятельности, работал директором Ряжского педагогического техникума, а в годы войны - преподавателем общественно-гуманитарных дисциплин в тамбовских военных училищах. В качестве партийного работника курировал учреждения культуры и образования. С 1950 г. - инструктор отдела пропаганды и агитации Рязанского обкома ВКП(б).

Уполномоченный С. Ножкин, по оценке руководства Совета по делам РПЦ, «в основном, правильно строил свои взаимоотношения с епископом», а тот «прислушивался к его рекомендациям». Однако Ножкин этим не ограничился и начал вызывать к себе на беседу лиц, подготавливаемых Церковью для посвящения в духовный сан, тем самым превышая свои полномочия . Тамбовскому уполномоченному П.И. Чаузову до своего назначения на пост в 1961 г. пришлось поработать и учителем и начальником областного отдела народного образования.

Поскольку в вопросах об открытии или возобновлении деятельности храмов мнение уполномоченных было решающим, попытки «купить» уполномоченных были на местах нередким явлением. При затягивании рассмотрении ходатайств верующих складывалось впечатление, что уполномоченный это делает сознательно, ожидая благодарности за «хлопоты». В 1952 г. со стороны священника Н.Г. Пронского, настоятеля церкви с. Некрасовка Ермишинского района, имела место попытка дать взятку в 200 рублей рязанскому уполномоченному С. И. Ножкину.

Взятка, со слов уполномоченного, была предложена в поддержку ходатайства о снижении подоходного налога. Последовало заявление Ножкина в прокуратуру, но следствие по делу было приостановлено, поскольку дача денег была квалифицирована как попытка благотворительного взноса «на общегуманитарные цели». Попытки «ублажить» уполномоченного повторялись и позднее. В 1955 г. верующие п. Елатьма, добиваясь открытия храма, приобщили к ходатайству 7 тетрадей с 1032 подписями и собрали 2 тыс. руб. на взятку уполномоченному .

В ряде регионов взаимодействие архиереев и уполномоченных складывалось непросто. Серьезные коллизии имели место во Владимирской области. Об этом свидетельствует письмо владыки Онисима от 4 марта 1952 г. на имя патриарха Алексия, в котором излагается жалоба на уполномоченного К.М. Тупикова. Суть жалобы такова: «Не регистрирует назначенного мною священника, не сообщает о причинах отказа от регистрации, начал закрывать храмы

без уведомления Епархиального управления о закрытии и о причинах, вызвавших эту крайнюю меру» .

Если 1939-1958 гг. в целом можно охарактеризовать как довольно стабильный период в отношениях государства и церкви, то в последующем государственная машина попыталась ликвидировать религию в процессе строительства коммунистического общества, поставить под тотальный контроль обрядовую и финансовую деятельность Церкви. Уполномоченные Совета по делам РПЦ на местах перешли от арбитражной к карательной политике. На этом пути партийно-государственное руководство столкнулось с парадоксальной живучестью обрядов и беспрецедентным финансовым вкладом населения в экономику Церкви.

В годы хрущевских гонений на религию для надзора за деятельностью церковных структур подыскиваются кадры, соответствующие характеру принимаемых решений. Начинается перестановка кадров. После критического выступления патриарха Алексия I на конференции советской общественности по разоружению в феврале 1960 г. был уволен с поста Председателя Совета по делам РПЦ Карпов, стоявший у основания политики нормализации отношений с церковью, а потому не принявший курса на конфликт с ней. Его преемником стал партийный функционер, в прошлом идеологический работник В. А. Куроедов, автор ряда апологетических книг о положении церкви в СССР .

Соответствующая новым требованиям кадровая смена проводится и в регионах. В 1963 г. С. Ножкин переводится с поста уполномоченного Совета по делам РПЦ на должность заместителя начальника управления культуры Рязанского облисполкома. Позже работает преподавателем научного атеизма в сельскохозяйственном институте и лектором в обществе «Знание». Ему на смену приходит П. С. Малиев, пенсионер НКВД-МГБ, в прошлом служивший начальником отдела кадров «Смерш» и МГБ в Дальневосточном, Приволжском военных округах, оперативном секторе советской военной администрации земли Саксония в Германии, Калужской и Рязанской областях . Представители подобной генерации уполномоченных были поставлены и в других регионах. Например, в Тамбовской области уполномоченным стал тоже кадровый офицер НКВД-КГБ

А.И. Зверев .

В начале 60-х гг. в религиозной политике государственных органов явно обозначились рецидивы секуляризма. На основании устного распоряжения заместителя председателя облисполкома В.И. Маслова здание епархиального общежития по ул. Ленина, 19 отводится под контору рязанского уполномоченного по делам РПЦ. Уполномоченный дает распоряжение в ГАИ не регистрировать 2 машины епархии как

приобретенные без письменного согласования с ним .

Ивановский уполномоченный Н.А. Желтухин характеризовал свои отношения с управляющим Ивановской епархией митрополитом Антонием (Кротеви-чем) так: «Митрополит Антоний. взаимоотношения с органами власти строил правильно. Все принципиальные вопросы решал только по согласованию с уполномоченным Совета. По прибытию в Иваново, безвозмездно передав городу дом епархиального управления, библиотеку, две автомашины «Волга». Для епархиального управления отремонтирован был другой дом, меньшего размера. Из епархиальных средств достаточно значительные суммы (до 40000 рублей) вносил в Фонд мира» .

В 1965 г. был создан новый орган осуществления вероисповедной политики государства - Совет по делам религий при Совете Министров СССР. Он объединил функции упраздненных Совета по делам РПЦ и Совета по делам культов (органа, занимающего иными конфессиями). Политическое руководство эпохи Брежнева взяло курс на дальнейшую легализацию Церкви с целью встраивания ее партийно -государственную машину и в концепцию «развитого социализма». К преемственности во взглядах советских руководителей на церковь как отживший, архаичный общественный институт брежневское политическое руководство добавило некоторые новые подходы. В целом суть состояла в подмене духа истинного православия внешними формами, более или менее удовлетворяющими западное общественное мнение.

Антирелигиозные акции перестали носить масштабный характер. Была взята линия на отход от ориентации на количественные показатели в атеистической работе. Наделение Церкви признаками ограниченного юридического лица свидетельствовало об отказе от политики ликвидации церковной экономики. Прямое политическое насилие меняет жесткая регламентация деятельности церкви, административного и законодательного контроля с целью выявления и устранения нарушений. Воинственно-атеистическая пропаганда меняется на научно-атеистическую. Табуировалось участие церкви в патриотической, благотворительной деятельности и социальном служении. В целом продолжала действовать прежняя линия на вытеснение Церкви из общественной жизни, правда, она уже не носила форсированного характера. На протяжении всех периодов советской истории церковь вытеснялась в одну нишу - миротворческой деятельности. Полнокровным субъектом государственно-конфессиональных отношений Церковь в годы нахождения у власти Брежнева так и не стала.

В 1970-е гг. посты уполномоченных начинает занимать новая генерация представителей номенкла-

туры, уже не являющихся выходцами из спецслужб. 20 октября 1976 г. уполномоченным по делам религий решением Рязанского облисполкома был назначен Е. И. Борисов. К этому времени стал давно очевидным факт явной кадровой передержки, связанный с прежним уполномоченным П. С. Малиевым. Дело было не столько в пенсионном возрасте Малиева. Новому этапу государственно-церковных отношений он как человек, наделенный ментальностью «чрезвычайной» эпохи, соответствовал мало. Необходимость его замены на человека «гражданского» была очевидной.

Новый (и последний) рязанский уполномоченный был типичным представителем партноменклатуры среднего звена брежневской эпохи. Е.И. Борисов родился в 1925 г. в Муромском районе Владимирской области. По образованию инженер-механик. После окончания Московского механического института прошел трудовой путь от мастера до начальника цеха Рязанского станкостроительного завода. В 50-е гг. работал главным инженером районной МТС. С 1962 г. на партийной и советской работе: инструктор отдела, 2-й секретарь Железнодорожного райкома КПСС в Рязани. После окончания ВПШ при ЦК КПСС в 1967 г. назначен председателем Железнодорожного райисполкома Рязани, в этой должности проработал 9 лет .

Пришедший с началом перестройки на смену В. Куроедову новый председатель Совета по делам религий при Совмине СССР К.М. Харчев олицетворял собой представителя плеяды выдвиженцев эпохи перестройки. Занимая пост секретаря Приморского крайкома КПСС по идеологии, он не сработался со своим непосредственным партийным начальством и был направлен на учебу в Дипломатическую академию. После обучения работал послом в Гайане .

Фигура председателя Совета по делам религий К. Харчева стала популярной у журналистов. В мае 1988 г. в журнале «Огонек» корреспондент А. Нежный опубликовал интервью с Харчевым с целью показать один рабочий день в жизни председателя Совета, состоявший из приема верующих с жалобами на местные притеснения и просьбами дать разрешение на возвращение или постройку храма.

Канадский историк Поспеловский считает, что смелое выступление Харчева в марте 1988 г. перед слушателями Высшей партийной школы выдает его в как хитрого и инициативного партийного аппаратчика, который разработал мероприятия по «приручению» верующих государством .

Председатель Совета по делам религий приветствовал поддержку, оказываемую политическим руководством Горбачева верующим, отметив при этом важную роль верующих процессе обновления: «Верующие поддерживают курс партии на коренное

обновление нашего общества. Они видят в перестройке заботу партии, государства о сохранении мира, об утверждении принципов социальной справедливости, о чистой нравственной атмосфере общества»

28 января 1988 г. Советом было принято постановление «О фактах нарушения установленного порядка рассмотрения заявлений о регистрации религиозных объединений». Рассмотрев предложения своих отделов и уполномоченных по узаконению деятельности религиозных объединений, длительное время добивающихся регистрации, Совет отметил, что вследствие имеющих место устаревших стереотипов в отношении верующих граждан не принимается должных мер по рассмотрению их заявлений. Результатом стало осложнение религиозной обстановки и возникновение конфликтных ситуаций. На строгое соблюдение социалистической законности, обеспечение конституционных гарантий свободы вероисповедания в условиях перестройки нацеливал уполномоченных по делам религий всероссийский двухдневный семинар, проведенный в начале апреля 1988 г. в Суздале

Накануне семинара в середине марта 1988 г. Совет по делам религий направил на места информационное письмо, в котором приводились примеры допущенных партийно-советскими органами ошибок в подборе и расстановке кадров региональных уполномоченных. Так, в Ярославской области за 4 года сменилось четверо уполномоченных; некоторые из них были уволены за должностные и аморальные проступки (ростовский уполномоченный осужден по уголовной статье) .

По инициативе нового председателя Совета по делам религий отменили практику предъявления паспортов при крещении. Но как только Харчев предпринял попытку освободить Церковь от контроля КГБ, он был снят со своего поста и вновь отправлен на дипломатическую работу. Его место занял Ю.Н. Христораднов. Одной из причин разногласий с первым заместителем председателя КГБ СССР Ф.Д. Бобковым было внесение в проект закона о свободе совести пункта об альтернативной армейской службе. В 1989 г. на страницах «Огонька» Ю.Н. Христораднов сделал ряд сенсационных в ту пору разоблачений, заявив, например, что один из его заместителей являлся штатным работником КГБ .

Нарушения установленного порядка рассмотрения заявлений порождали недовольство верующих. В 1989 г. начинается ожесточенная борьба верующих за храмы. В марте в Иванове имела место голодовка 4-х женщин с требованием законной передачи верующим Свято-Введенского храма, община которого была зарегистрирована Советом Министров СССР еще в 1988 г. Уполномоченный А. А. Лысов, не сумевший оперативно разрешить конфликтную ситуацию,

стал объектом критики со стороны журнала «Огонек» .

В октябре 1990 г. Верховный Совет СССР принял Закон «О свободе совести и религиозных организациях», а Верховный Совет РСФСР - Закон «О свободе вероисповеданий». Согласно союзному закону Совет по делам религий при Совмине СССР получил статус информационного, консультативного и экспертного центра. Российское законодательство

вместо Совета по делам религий предусматривало Комиссию по свободе совести и вероисповедания при Верховном Совете РСФСР. Эти законодательные акты подвели черту под почти 60-летней историей института уполномоченных Совета делам РПЦ (религий) при Правительстве СССР, которые, являясь своего рода посредниками между государством и церковью, осуществляли правовое регулирование деятельности религиозной жизни общества.

Библиографический список

1. Государственный архив Российской Федерации (ГА РФ). - Ф. Р-6991. - Оп. 1. - Д. 1.

2. Диспут. - 1992. - №3.

3. ГА РФ. - Ф. 5446. - Оп. 1. - Д. 219.

4. Одинцов, М.И. Власть и религия в годы войны / М.И. Одинцов. - М., 2005.

5. Шкаровский, М.В. Русская Православная Церковь при Сталине и Хрущеве / М.В. Шкаровский. - М., 1999.

6. Российский государственный архив социальнополитической истории (РГАСПИ). - Ф. 17. - Оп. 125.

7. ГА РФ. - Ф. Р-6991. - Оп. 1. - Д. 3.

8. Исторический журнал. - 1995. - №4.

9. ГА РФ. - Ф. Р-6991. - Оп. 2. - Д. 1.

10. Государственный архив Рязанской области (ГАРО).

Ф. Р-5629. - Оп. 1. - Д. 1.

11. ГАРО. - Ф. Р-3789. - Оп. 2. - Д. 111.

12. Отдел рукописей РГБ. - Ф. 360. - К. 67. - Д. 2.

13. ГАРО. - Ф. Р-5629. - Оп. 1. - Д. 55.

14. ГАРО. - Ф. Р-5629. - Оп. 1. - Д. 22.

15. ГАРО. - Ф. Р-5629. - Ф. 3. - Оп. 2. - Д. 144.

Кор. 6. - Т. 2.

16. ГАРО. - Ф. Р-5629. - Оп. 1. - Д. 117.

17. ГАРО. - Ф. Р-5629. - Оп. 1. - Д. 28.

18. Чумаченко, Т.А. Совет по делам Русской православной церкви при СНК(СМ) СССР в 1943-1947 гг.: особенности формирования и деятельности аппарата / Т.А. Чумаченко // Власть и церковь в СССР и странах Восточной Европы. 1939-1958. - М., 2003.

19. Государственный архив Ивановской области (ГАИО).

Ф. Р-2953. - Оп. 1. - Д. 201.

20. Государственный архив Воронежской области (ГАВО). - Ф. 967. - Оп. 1. - Д. 11.

21. ГАВО. - Ф. 967. - Оп. 1. - Д. 68.

22. ГА РФ. - Ф. Р-6991. - Оп. 2. - Д. 2.

23. РГАСПИ. - Ф. 17. - Оп. 132. - Д. 65.

24. РГАСПИ. - Ф. 17. - Оп. 1. - Д. 130.

25. РГАСПИ. - Ф. 17. - Оп. 132. - Д. 569.

26. ГА РФ. - Ф. Р-6991. - Оп. 1. - Д. 29.

27. ГА РФ. - Ф. Р-6991. - Оп. 1. - Д. 323.

28. РГАСПИ. - Ф. 17. - Оп. 132. - Д. 6.

29. ГАИО. - Ф. Р-2953. - Оп. 1. - Д. 374.

30. ГАРО. - Ф. Р-5629. - Оп. 1. - Д. 869.

31. ГАРО. - Ф. Р-5629. - Оп. 2. - Д. 84.

32. Государственный архив Владимирской области (ГАВО). - Ф. П-100. - Оп. 6. - Д. 346.

33. ГАРО. - Ф. 3. - Оп. 12. - Д. 249. - Кор. 643.

34. Архив администрации Тамбовской области.

Ф. 3443. - Оп. 1. - Д. 379.

35. Российский государственный архив новейшей истории (РГАНИ). - Ф. 5. - Оп. 34. - Д. 25.

36. ГАРО. - Ф. Р-5629. - Оп. 1. - Д. 42.

37. Государственный архив Тамбовской области (ГАТО).

Ф. Р-5220. - Оп. 2. - Д. 16.

38. ГАВО. - Ф. Р-3789. - Оп. 1. - Д. 1132.

39. ГА РФ. - Ф. Р-6991. - Оп. 1. - Д. 869.

40. Куроедов, В.А. Советское государство и церковь /

В.А. Куроедов. - М., 1976.

41. Религия и церковь в советском обществе. - 2-е изд., доп. - М., 1984.

42. ГАРО. - Ф. П-925. - Оп. 62. - Д. 36.

43. ГАИО. - Ф. Р-2953. - Оп. 6. - Д. 6.

44. Федотов, А.А. Архипастырь / А.А. Федотов. - Иваново, 1998.

45. Федотов, А.А. История Ивановской епархии / А.А. Федотов. - Иваново, 1998.

46. Амвросий (Щуров), архиеп. Слово архипастыря / Амвросий (Щуров). - Иваново, 1997.

47. ГАРО. - Ф. Р-5629. - Оп. 1. - Д. 73.

48. Нежный, А. Комиссар дьявола / А. Нежный. - М., 1993.

49. Поспеловский, Д.В. Русская православная церковь в ХХ веке / Д.В. Поспеловский. - М., 1954.

50. Наука и религия. - 1987. - №2.

51. Долматов, В. Совещание в Суздале уполномоченных по делам религий по автономным республикам, краям и областям РСФСР / В. Долматов // Советская Россия. - 1988.

52. ГАРО. - Ф. Р.-5629. - Оп. 1. - Д. 167.

53. Огонек. - 1989. - №28.

Недавно в Саратове вышла в свет книга В. Г. Аникеева «Мелодия моей жизни». Это автобиографическое повествование человека, прожившего долгую и насыщенную жизнь. Владимир Григорьевич Аникеев — последний уполномоченный Совета по делам религий при Совете министров СССР по Саратовской области (с 1987 по 1993 год). На его глазах менялось отношение государства к Церкви в переломную эпоху конца ХХ века. Он близко общался с архиепископом Пименом (Хмелевским) и другими саратовскими архипастырями. Владыка Пимен, в свою очередь, неоднократно упоминает его в своих дневниках саратовского периода.

Поскольку «профессии» уполномоченного по делам религий не существует уже около четверти века, необходимо напомнить читателям, как и когда появился институт уполномоченных и какую роль он играл.

Общее направление отношения государства к Церкви в советское время было определено еще в январе 1918 года, когда был принят декрет Совета народных комиссаров «Об отделении церкви от государства и школы от церкви». Не говоря прямо о запрещении деятельности Церкви в обществе, фактически он был направлен на ее полное уничтожение. Уточнением положений декрета стало постановление Всесоюзного центрального исполнительного комитета и Совета народных комиссаров от 8 апреля 1929 года «О религиозных объединениях». Этот закон, регулирующий отношения государства и Церкви, действовал в нашей стране вплоть до 1990 (!) года.

В годы Великой Отечественной войны руководство СССР перешло к политике частичного возрождения религиозной жизни в стране под жестким государственным контролем. В сентябре 1943 года был образован Совет по делам Русской Православной Церкви (его возглавил профессиональный чекист Г. Г. Карпов), в мае 1944 года — Совет по делам религиозных культов. В декабре 1965 года в результате их слияния при Совете министров СССР был учрежден Совет по делам религий. Его основной функцией был надзор за деятельностью религиозных организаций, и в первую очередь — Русской Православной Церкви. Советская власть понимала отделение Церкви от государства однозначно: Церковь не должна была иметь ни малейшего влияния на общество.

Совет по делам религий принимал решения о регистрации и снятии с регистрации религиозных объединений и «служителей культа», об открытии и закрытии молитвенных зданий и домов, осуществлял связь между органами власти и религиозными организациями. Формально декларировалось невмешательство государственных органов в дела религиозных организаций, на деле Совет пытался контролировать деятельность Церкви на всех уровнях. Специальные осведомители вели пристальный контроль за богослужениями на предмет присутствия в храмах молодежи, членов комсомола или КПСС, а также за содержанием проповедей.

Деятельность Совета на местах проводилась институтом уполномоченных по делам религий. Отношения епархиального архиерея с уполномоченным имели огромное значение для жизни епархии. Без санкции уполномоченного невозможно было провести ни одного значимого кадрового или хозяйственного решения.

Саратовская область была известна тем, что здесь наиболее жестко проводилась «борьба с религиозным дурманом». Около тридцати лет (с 1965 по 1993 год) Саратовской и Волгоградской (с 1991 г. — Саратовской и Вольской) епархией управлял архиепископ Пимен (Хмелевской). Ему пришлось работать с несколькими саратовскими уполномоченными: А. П. Никаноровым (1964-1968), И. И. Спиридоновым (1969-1973), И. П. Бельским (1973-1987).

«Для представления о тотальном контроле власти за жизнью епархии и деятельностью Саратовского архиерея, можно привести один факт: в первые годы управления епархией владыки Пимена в Совет по делам религий от уполномоченного были посланы статистические данные о количестве крещений, сопровождающиеся подробным исследованием “религиозной обрядности среди молодежи”. Приводились сравнительные данные в таблицах: кто крестил детей — мужчины или женщины, какого возраста, сколько матерей-одиночек, в каких храмах, сколько рабочих, сколько крестьян, сколько интеллигенции и даже “из откровенных бесед с родителями и других источников” подробно выяснялись различные причины крещения . На Пасху 1967 года в Вознесенской церкви Аркадака комсомольцы не пускали детей в церковь, отбирали их от матерей, записывали фамилии и адреса », — такие примеры приводит саратовский историк Валерий Теплов в предисловии к изданию «Дневников» владыки Пимена саратовского периода (книга вышла
в Издательстве Саратовской митрополии в 2014 году).

И. П. Бельский как убежденный коммунист из всех саратовских уполномоченных был самым последовательным и бескомпромиссным проводником в жизнь политики государства в отношении Церкви (см. «Дневники»). За период с 1965 по 1988 год в епархии не было открыто ни одного храма. В отношении целого ряда священников велась настоящая травля. В марте 1985 года архиепископ Пимен в рапорте на имя управляющего делами Московской Патриархии митрополита Таллинского и Эстонского Алексия о положении на приходах Саратовской епархии пишет, что отношения с Бельским «приняли характер неразрешимого противоречия» . В свою очередь, уполномоченный Бельский слал председателю Совета по делам религий требования убрать архиепископа Пимена с Саратовской кафедры, «поскольку его дальнейшее пребывание в Саратове крайне нежелательно» . Даже начавшаяся перестройка не смягчила уполномоченного.

Одним из первых предвестий свободы Церкви стала встреча К. М. Харчева (председателя Совета в 1984-1989 годах) с архиереями. 19 июля 1987 года владыка Пимен записывает в своем дневнике: «Он сказал, что теперь не нужны паспорта при крещении, священники могут быть в двадцатке, на колокольне можно звонить, можно служить без регистрации и т. д». В то же время изменения на уровне законодательства произошли значительно позже, и большинство уполномоченных надеялись на возвращение прежних порядков.

Так, на собрании духовенства в Волгограде Ю. Т. Садченков, зам. уполномоченного по Волгоградской области, как пишет владыка Пимен, «был очень агрессивен. Сказал, что свобода Церкви дана временно лишь ради юбилея, а потом все будет по-старому».

В мае 1987 года на должность уполномоченного по делам религий по Саратовской области был назначен В. Г. Аникеев.

Весной 2016 года Владимир Григорьевич встретился с Митрополитом Саратовским и Вольским Лонгином, побывал в возрожденном историческом здании Саратовской семинарии, передал в ее библиотеку свою книгу.

«Послужной список у меня очень сложный, — рассказал бывший саратовский уполномоченный. — На эту свою последнюю службу я поступил после того, как много лет проработал в общеобразовательной школе, в партийных органах на уровне от райкома до обкома партии. Несколько лет возглавлял саратовское телевидение. А потом оказался в Узбекистане. Это была вторая по значению республика в Советском Союзе, меня туда послали на работу в качестве первого заместителя председателя Гостелерадио Узбекистана. И я там проработал почти три года, до начала событий, связанных с перестройкой. Когда мне стало ясно, что мое пребывание здесь уже абсолютно ничего не значит, я уехал, и мне предложили работу уполномоченным по делам религий по Саратовской области. Она была мне очень по душе. Мне пришлось, можно сказать, преодолевать те препятствия, которые были нагромождены за предыдущие годы. Я всегда смотрел на это дикарство — преследование верующих — как на отвратительное явление. Поэтому я с большим желанием помогал епархии возрождать приходы в пределах Саратовской области, возвращать храмы, и горжусь этим».

На последнего уполномоченного произвела необычайно глубокое впечатление личность саратовского архипастыря владыки Пимена. Несмотря на то что не все в их рабочих отношениях было гладко (что вполне объяснимо), В. Г. Аникеев вспоминает его с большой теплотой: «Владыка почему-то ко мне был настолько расположен, что часто приглашал к себе пообедать, съездить за грибами, поехать вместе посмотреть где-нибудь храм. Где они были совершенно разрушены, он подойдет, посмотрит, говорит: “Нет, время не настало еще”. “Настало время” там, где он видел, что можно что-то восстановить быстро».

В. Г. Аникеев подчеркивает, что всю жизнь был человеком партийным, но с уважением относился к верующим: «Я считал их счастливыми людьми, потому что они во что-то верили. Несмотря ни на что, на все гонения, они все-таки верили, перешагивали через все препоны и продолжали жить с Богом».

Он рассказывает, что автобиографическую книгу писал только для своих близких, для того чтобы сохранить историю семьи для своих детей, внуков и правнуков. Издавать ее не собирался, но нашлись люди, которые осуществили издание. Одна из завершающих частей посвящена работе уполномоченным: «Там есть мое личное отношение к реальности, в которой мы оказались. А она была благоприятной для того, чтобы в пределах России возрождалась Русская Православная Церковь. Думаю, это очень хорошо».

Из воспоминаний В. Г. Аникеева

…Понимая специфику новой трудовой деятельности, я с полнейшей ответственностью принялся ее осваивать. Находясь в Москве после моего утверждения на коллегии Совета по делам религии, я проштудировал годовые отчеты многих уполномоченных республик, краев, областей СССР. Надо было хоть как-то войти в тему, проблематику, уловить тенденции в государственно-церковных отношениях, складывающихся в те перестроечные годы. Вник в законодательные акты, касающиеся свободы совести в СССР, принятые еще в 1929 году и незыблемо исполнявшиеся на местах. Вник и ужаснулся от их жестокости к Церкви, верующим. <…>

Не терпелось сесть в кресло этой должности, но тот, кого я должен был высадить из него, похоже, по инерции приходил на рабочее место, чем больше всего сердил архиепископа Саратовского и Волгоградского Пимена. Он узнал о смещении ненавистного ему уполномоченного от Воронежского архиепископа Мефодия, который оказался свидетелем моего назначения, будучи в Москве. Этот факт засвидетельствован в дневниковых записях архиерея Пимена в таких словах: «Архиепископ Мефодий был на прошлой неделе в Совете и познакомился с новым Саратовским уполномоченным. Поздравил меня с этой радостью». 20 мая 1987 года в дневниковой записи архиерея значится: «Утром звонил В. Г. Аникееву. Договорились встретиться в 15 часов. Он вышел из-за стола, протянул руку, крепко пожал и говорит: “А ну встаньте к свету, посмотрю на Вас, а Вы посмотрите на меня”… Я говорю в ответ: “А Вы ведь — хороший человек, судя по глазам и по лицу”… Потом он рассказал о себе… Взялся за работу уполномоченного с удовольствием. Посоветовал действовать так, как считаете нужным. Вот это — человек!». Душа и сердце владыки Пимена, утомленные непрерывными придирками и откровенными издевательствами прежнего уполномоченного, были успокоены мною. На его лице читалась надежда, мечта — жить и действовать так, как предписано церковным Уставом.

В этом месте, думаю, самое время сказать слово о владыке епархии, кафедра которого находилась в Свято-Троицком соборе города Саратова. Кто этот неведомый, недоступный мне доселе человек? Сходу, при первой же встрече, на мое чуточку игривое панибратское предложение «встать к свету», чтобы лучше вглядеться в его глаза, он, владыка, стал решительно программировать меня на звание «хороший человек». Статный, выше среднего роста, в возрасте — немного за шестьдесят, с открытым светлым лицом, проницательным взглядом, лишенный манерности, облаченный в одежды, соответствующие его духовному сану, он стремительно вошел в мое служебное помещение, развел руки в стороны с желанием заключить меня в объятия. Таким предстал передо мной величественный, многоопытный монах. Сели к приставке моего чиновничьего стола друг против друга. Пухлую папку с бумагами он положил по левую руку, погладил ее ладонью со словами: «Здесь личные дела священников, надо получить у вас согласие на их служение в сельских храмах, такой порядок, я пока придерживался его». Следом он спросил: «Курите ли Вы?». Ответил, что не курю. «Вот это хорошо, а то ваш предшественник намеренно окуривал меня злым табачным дымом, пуская его из своего рта прямо мне в лицо». Заулыбавшись, он стал восторженно рассказывать, какие спектакли только что посещал в Большом театре, о своих дружеских связях с М. Ростроповичем, И. Глазуновым, называл имена других знаменитостей. С большой убежденностью говорил он о живительной силе музыки, о том, как он под ее воздействием выздоравливал после пережитого им инсульта, слушая по десять-двенадцать часов подряд в записи на пластинках произведения классики. Я внимал ему, а сам думал: какой же он психолог! Видно, он хорошо знал, что ничто не сближает людей так, как искусство вообще, музыка, поэзия в широком смысле слова. Такое задушевное сближение само по себе поэзия. Потом заговорил о «безнадежно устаревшем» законодательстве «О свободе совести в СССР». Просил меня выстраивать отношения с учетом неизбежных перемен в скором будущем, касающихся всяческих ограничений церковной жизни. После часовой беседы я проводил его к автомашине, какой-то модели «жигулей», и тогда же посоветовал пересесть на более комфортный транспорт, хотя бы на «Волгу». Пообещал ему помощь в получении такой автомашины. Тогда, даже при наличии денег, заиметь какой-никакой автотранспорт было чрезвычайно сложно, ибо отечественный автопром совершенно не удовлетворял спрос населения, а иномарки на наших дорогах были редкой диковинкой.

Проводив архиепископа, я опустился в свое рабочее кресло и в тиши кабинетной стал мысленно воспроизводить содержание аудиенции с человеком, никогда ранее не встречавшимся на моем жизненном пути. Прошли десятилетия после этой первой встречи, но глубину суждений, систему воззрений, способность к осмыслению прожитого и пережитого этого умудренного монаха помню до сих пор. В нескольких фразах его вдумчивого монолога (я его в основном молча слушал) внушалась мне мысль о том, как важно сейчас извлечь из исторических глубин живительные силы прошлого России. Нам, говорил он, необходимо употребить все средства воздействия на людей, в том числе авторитет Церкви, чтобы достичь всеобъединяющего национального примирения. Припоминаю, как он в аккуратных выражениях говорил, что власти надо решительно избавляться от невежества, подразумевая, по моему мнению, чиновничество, засевшее в советах по делам религий, а может быть, моего предшественника. Только мне кажется, он мыслил более масштабно. Чувствовалось, что он с нетерпением ждет, что вот-вот откроются для Церкви лучезарные перспективы, что мрачные, тяжелые тучи скоро уплывут и не будут витать над некогда благословенной Саратовской епархией. Чувствовалась в нем могучая гармония мысли и чувства, необходимость решительных действий по возрождению религиозной жизни православных людей.

После было много встреч с владыкой Пименом. Наблюдательность и логичность речи его изумляли меня… За время моей службы в упоминавшейся должности мне пришлось познать характеры, привычки нескольких управляющих Саратовской епархией. После владыки Пимена на кафедре служили архиереи Александр, Нектарий, Прокл, Герман, с которыми мне не пришлось сблизиться так, как с владыкой Пименом. О нем говорю честно и искренне — я встретил в своей жизни нравственного, широко образованного, благородного, чрезвычайно чувствительного, нежного человека. В трудные времена своего служения владыка Пимен никогда не ронял достоинства архипастыря. Его авторитет возвысился над прозою жизни, он был прям и честен, сердцем чист и светел душой.

Конец восьмидесятых и начало девяностых годов прошлого (XX) столетия окончательно выявили проигрыш Страны Советов в холодной войне с противоположным миром. Последние попытки сохранить монопольное положение КПСС в государстве, по существу, канули после провала «гэкачепистов» и прихода к власти «ельцинистов». С этого времени американский конгресс, Ватикан стали оказывать на российскую власть прямое давление, обвиняя ее в нарушении свободы совести. А первый Президент России Ельцин открыл шлюзы страны для проникновения в ее пределы всякого рода религиозных течений. В советское время было опасно афишировать свою религиозность, особенно членам КПСС. С описываемого периода начался отсчет другого поведения людей, начиная с высших государственных чинов и кончая рядовыми членами общества. Атеизм был полностью исключен из жизни. Понятно, что эти новые веяния мне пришлось учитывать в своей работе и в фарватере их соответственно поступать. С владыкой Пименом, который начал пастырское служение в Саратове в 1965 году, никто из руководителей области не встречался ни разу.

Первое посещение председателя Облисполкома владыка совершил при моем содействии в 1988 году, и лишь только потому, что в стране официально было объявлено о праздновании тысячелетия Крещения Руси. В церквах епархии состоялись праздничные богослужения, завершившиеся грандиозной трапезой всего духовенства епархии в ресторане «Словакия» города Саратова. Кроме меня на мероприятиях празднования этой знаменательной даты никого из официальных должностных лиц не было, хотя владыка Пимен щедро разослал свои приглашения. Такое холодное отношение органов власти к Церкви проявлялось еще долго, особенно тогда, когда верующие просили разрешения образовать приходы, проводить молитвенные собрания, возвратить ранее отобранные культовые здания и т. д.

Глядя на заскорузлость властных структур на местах, непонимание ими неотвратимости набирающих инерцию процессов возрождения религиозной жизни, я стал активно выезжать в районы области и помогать епархии организовывать в населенных пунктах собрания верующих, создавать приходы Православной Церкви, а также приходы верующих других вероисповеданий. По ходу событий определились ранее действовавшие культовые здания, которые в первоочередном порядке предстояло возвратить Церкви. Сложным был механизм таких операций. Надо было получить добро Совета по делам религий в Москве. Я писал ходатайства. Там, где требовалось выселение советских организаций, там начиналась своего рода окопная война. Со скрипом, но удалось отселить из храма Покрова Божией Матери в Саратове мастерские художников, из архиерейского дома — библиотеку медицинского института, из зданий женского монастыря — склады медицинской техники…

Помню, еще когда я работал в отделе пропаганды и агитации Саратовского обкома КПСС, вышло (кажется, последнее) постановление ЦК КПСС об усилении атеистической пропаганды. Во исполнение его на бюро обкома партии слушался отчет Романовского райкома КПСС. Как на проявление вопиющей темноты людей, проживающих в селах этого района, указывалось на факты посещения ими в пасхальные праздники кладбищ, тайные крещения детей, наличие в домах икон, установку на могилах крестов. Вместе с тем положительно оценивались действия милиции, устраивавшей заградительные кордоны людям, желавшим посетить могилы близких. Так случилось, что мне, свидетелю этих фактов, довелось спустя много лет увидеть своими глазами иную картину в том же районе. А дело было так.

Как-то владыка Пимен, посетив меня на рабочем месте, сообщил о письме жителей из села Бобылевка Романовского района. Это село на самой границе Саратовской и Тамбовской областей. В письме изложена просьба сельчан прислать священника и возобновить службу в едва уцелевшем, полуразрушенном храме. Владыка спросил: может быть, я вместе с благочинным епархии протоиереем Николаем Архангельским могу посетить это село и помогу склонить местную власть не препятствовать желанию людей? Просьбу я принял. Была ранняя весна. На епархиальной «Ниве» за триста километров от Саратова приближаемся к названному селу. По обочинам дороги пожухлый бурьян. Чтобы не застрять в весенних колдобинах, выезжаем на целину. Навстречу нам почти к обеденному часу поднимается солнце. Теплыми лучами оно поедает остатки зимы, задержавшиеся в овражках. Долгая дорога изрядно утомила. Казалось, что ей не будет конца…

Пока отвлекался, глядя по сторонам, не заметил, как будто из-под земли выросла гряда тесно стоящих друг к другу приземистых домиков. Как бы раздвинув хатенки, возвышается обезглавленный храм, на стенах которого еще местами сохранилась вековая известковая побелка. А что за многоцветье людей, заполонившее пустырь около храма? «Нива» с трудом движется по разбитой колесами тракторов главной улице села. Дорога вдруг прерывается. Метров в тридцать — ковровая дорожка, ведущая к храму и к плотно сгрудившимся людям. Шофер глушит мотор «Нивы». Обращаюсь к отцу Николаю, уже облаченному в одежды священника, и прошу идти к безмолвно стоящим людям (похоже, собралось все село) и творить свое дело. Следом за священником вышел из машины и я. Конечно же, ковровая дорожка постелена не для меня. Иду рядом по затвердевшей комковатой тропе. От разряженной толпы отделяется молодой человек в подряснике, камилавке, с крестом на груди. Человек этот — священник, назначенный указом владыки на служение в церкви села Бобылевка. Зовут его отец Николай Притула. Он приехал с Украины, чтобы своей службой, как говорится, утолить кадровый голод в Саратовской епархии. Два священника и я рядом (на обочине ковровой дорожки) подходим к встречающим. Отец Николай Архангельский благословляет народ. В переднем ряду стоящих — на рушниках хлеб-соль. Люди наперебой приветствуют батюшку. Беглый осмотр приходского храма. Импровизированный престол для службы. После усеченной службы — собрание прихожан. Председателем приходского совета единодушно выдвигается директор школы, ему около пятидесяти лет. В смущении от неожиданного доверия и, похоже, возможного осуждения со стороны районного начальства, теребя в руках шапку, он пытается отвести свою кандидатуру. Но не тут-то было. Выбор состоялся. Он, видно, из тех людей, кто сможет организовать восстановление храма. <…>

В таких поездках с ним я объехал почти все районы области. Припоминаю, когда завершались организационные собрания верующих и следовали поздравления отца Николая с избранием приходского совета образовавшегося прихода, он спрашивал: «Не забыли ли молитву “Достойно есть”?». Сам начинал петь слабым голосом и приглашал вторить ему. Все на первый взгляд казалось будничным, но у людей на лицах радость, кое-то роняет слезу. Что-то отрадное и одновременно тяжелое тогда томилось в моем сердце…

Со времени службы уполномоченного по делам религий цепко держатся в памяти события, связанные опять-таки с владыкой Пименом, с последними днями его земной жизни. По установленному им порядку он по нескольку раз в год созывал духовенство епархии на так называемые епархиальные собрания, и непременно в день своего ангела, который приходился на 9 сентября. Обсуждались, как правило, вопросы приходской жизни, оглашались его указы о назначениях служителей церкви во вновь образованные приходы, давались советы, как следует обустраивать возвращенные храмы и воссоздавать их исторический облик. На такие собрания владыка непременно приглашал меня с тем расчетом, чтобы я, побывав в гуще его сослуживцев, по его добродушному выражению, «освобождался от чиновничьего панциря». Он всегда просил меня, как светского человека, информировать клириков по текущим событиям в стране и области. Сам же он, будучи широко информированным по этим вопросам через прессу, личные контакты с известными деятелями политики, культуры, искусства, публично не высказывался на этот счет, ибо его суждения не совпадали часто с теми, что содержались в официальной прессе…

Примерно в таком же порядке проходило ноябрьское 1993 года епархиальное собрание. После собрания владыка пригласил меня в свою автомашину, не преминув напомнить мне, что эту новую «Волгу» он заполучил благодаря моим стараниям. Шофер доставил нас к канцелярии, в этом же здании были и покои. На сигнал автомобиля распахнулись ворота (громко сказать — резиденции), и мы оказались во дворике двух стареньких домишек. Был солнечный, по-настоящему теплый день. В крошечном дворике резиденции, защищенном от улицы высоким дощатым забором, мы, выйдя из автомашины, оказались близко стоящими друг против друга, так же как при первой встрече в 1987 году, при первом визите владыки ко мне — уполномоченному по делам религий. Освещенный яркими лучами солнца, владыка пытливо вглядывался в меня и, тяжело дыша, хотел, как мне казалось, что-то важное сказать. Заключил в свои объятия, прильнул шелковистой, мягкой, как пух, бородой к моей щеке и тихонько, выговаривая отчетливо слова, произнес: «Владимир Григорьевич, вы не бойтесь, я не заразный, вы меня простите, если что-то не так было». Воспроизводя сказанное владыкой, я ни одного слова не упустил. От внезапности услышанного я не нашелся что ответить и только в смущении почувствовал, как мое лицо охватил пожар. Легонько отстранившись, владыка распорядился отвезти меня туда, куда я скажу, а сам осторожно стал подниматься по ступенькам узенького деревянного крылечка в свою келью-покои, так поразившую своей убогостью Патриарха всея Руси Алексия II, когда он в 1993 году был с официальным визитом в Саратове и гостил у владыки Пимена. Проводил тогда я владыку взглядом, не предполагая, что вижу величественного, многомудрого, многоопытного монаха живым в последний раз. После этой встречи владыка почти месяц не появлялся на людях, пребывая в своем собственном доме в городе Энгельсе, испытывая сильнейший упадок сил. В семьдесят лет тело владыки плохо слушалось, он не мог подолгу стоять на службе, но ум его сохранял ясность. С легкой иронией, философски смотрел он на сцену человеческой комедии, но радовался, как дитя, переменам в жизни общества, которое с нарастающей силой шло к возрождению православной веры на глубоко почитаемой им Руси. Умер владыка Пимен во сне. По свидетельству близких, он лежал на одре, сложив правую руку для крестного знамения. Православный мир в одночасье лишился его мудрости и опыта, собранного великим монахом за свою долгую и жертвенную жизнь.

Отпевали владыку Пимена в Свято-Троицком соборе Саратова и похоронили, с благословения Его Святейшества Патриарха Московского и всея Руси Алексия II, у алтарной стены этого собора. В устройстве места вечного упокоения владыки Пимена пришлось участвовать лично мне. Постояв у гроба покойного, я решил узнать, как идут приготовления к погребению. За стеной алтаря с ломом в руках, в испарине, выбившись из сил, в одиночку кто-то долбил мерзлый грунт, под которым полуметровая толща отмостки вековой давности из красного кирпича. Это настоятель собора протоиерей Василий Стрелков, близкий человек владыки. Не препятствуя усердствованию настоятеля, иду к телефону звонить соответствующим службам и городскому начальству. В горе и гневе употребив нужные слова, добиваюсь появления техники, материалов для устройства могилы. Был 1993 год, 12 декабря. Страна охвачена вихрями бесовства демократов, жаждущих власти. Мир с удивлением наблюдал, как бесноватые палили из танковых орудий по цитадели Верховного Совета, ушедшей и еще не пришедшей в стране власти. До того ли тем верхам и шпане низов, какое им дело до события в глуши саратовской, как смерть выдающегося архипастыря Русской Православной Церкви?!

У могилы владыки Пимена, когда уже сгустились зимние сумерки, разбавленные миганием горящих свечей в озяблых руках прихожан, слышались прощальные, с рыданием, речи и слова «прощай», «прости». Тогда же, именно в этот скорбный час, я вспомнил о недавней просьбе владыки о прощении. У меня не было к нему недобрых чувств. Мне нечего было ему прощать, он посвятил свою жизнь служению Церкви Божией и нес этот крест до последнего вздоха. Я же у бездыханного мысленно просил прощения, ибо моя специфическая служба требовала следовать букве так ненавистного владыке законодательства, ущемлявшего людей в праве жить с Богом…

Журнал «Православие и современность» № 38 (54)